Жизнь советской девушки

Каждый ученик, получая этот лист, заполнял его, ставя против фамилии каждого своего товарища либо "плюс", либо "минус", либо "ноль". Анонимно! После того как все проставляли отметки, ты мог увидеть итог – сколько ты лично получил "плюсов", "минусов" и "нолей", но кто именно что именно выставил, никто не знал. По результатам опроса я составила "таблицу популярности".

На вершине её (вообще нет "минусов", преобладают "плюсы") расположились двое – Юра Баранов и Лида Мороз. Это было на удивление понятно, потому что и Юра, и Лида были приветливыми, кроткими, добродушными ребятками, без единой резкой черты в характере, а Лида (она тоже перешла с нами в 392-ю из 275-й) вообще уверенно приближалась к ангелам со своим милым улыбчивым лицом и вечно сияющими огромными глазами. (Она потом стала врачом-педиатром.)

Не лидеры, не заводилы, не оригиналы, не красотки и красавчики – но кроткие, милые, тихие, славные лидировали в этом рейтинге симпатии.

Наша компания расположилась примерно в центре списка – что характерно, у нас почти не было "нолей" (нейтрально-равнодушного отношения). Нас любили или ненавидели, и та же участь досталась нашим новым приятельницам – Беляк и Виноградовой. Отличницы шли ниже нас – кто, спрашивается, и когда их любит? (Беляк тоже была отличницей, но ей это прощали – она не нарочно, просто у неё так получалось, естественным образом, ну такая голова у человека, что ж ему делать!) Замыкали список "изгои", томная девочка О.М., явно с трудом надевавшая школьную форму, поскольку её жизнь протекала в других сферах, где она была не отстающей ученицей, а преуспевающей на своём фронте женщиной. И сорванец Д.Л., на смуглом лице которого фатально проступала печать будущей тюрьмы (так оно и вышло). Класс проявил отменное классовое чутьё…

В отличие от Москвы, где "воротами" называются микрорайоны, в которых когда-то были ворота ("Покровские ворота"), Ленинград все указанные ворота – триумфальные сооружения бывшей империи – имел в строгом наличии. Нарвские ворота упирают свои слоновьи ноги в площадь, где есть метро, универмаг и Дворец культуры имени Горького. Нарвские ворота и проспект Стачек – районы сталинской застройки, дома там большие, серые, угрюмые. Невдалеке от школы располагалась какая-то фабрика, из которой неслись жуткие запахи – как от сожженных костей. Ездить туда каждый божий день было чистым мучением…

Не могу сказать, что новые одноклассники в целом заинтересовали меня – очень уж рельефно проступала на них печать раннего конформизма, серо-буро-малиновой комсомольской скуки. Мы с подругами, со своим "Граалем" – ленинградским ТЮЗом – в сердце, по-прежнему держались наособицу.

Глава четырнадцатая Реквием по "Планете"

Не стала бы я попусту сентиментальничать, если бы не одно обстоятельство – может быть, я единственный человек, который способен искренне оплакать снесённый в 2011 году кинотеатр «Планета».

В Петербурге многое за двадцать лет новой жизни изуродовали, уничтожили, испортили, обгадили, притом безнадёжно. Но, скажем, о Летнем саде всё-таки есть кому плакать, всё-таки наберётся сотня-другая людей, понимающих, что т. н. "реконструкция Летнего сада" – это не реконструкция, а преступление: из этой сотни-другой человек двадцать умеют писать по-русски – вот вам и основа для вполне приличного реквиема.

А кинотеатр "Планета" при всём желании не припишешь ни в какую графу исторических ценностей, какая у этой бандуры конца шестидесятых может быть ценность: выстроили на пустыре по плану окультуривания микрорайона. Культура по-советски фигурировала в образе некоей пищи, которой следовало окармливать население, – и кинотеатр был чем-то вроде фабрики народного питания. Питания невидимой, но всё ж таки материей, а про материю было известно – чем её больше, тем лучше.

Поэтому кинотеатр "Планета" (угол проспекта Космонавтов и проспекта Славы) был значительным пунктом кормления масс – более чем на тысячу мест – с остеклённым фасадом, галереей портретов известных актёров, растениями в кадках, партером и балконом. В километре от "Планеты" располагалась точно такая же, тютелька в тютельку, "Слава".

Жители Бухарестской улицы и Альпийского переулка, таким образом, были во всём равны жителям проспекта Космонавтов и улицы Орджоникидзе. У них был безымянный "Гастроном" (жители всерьёз думали, что это синоним слова "магазин"), "Парикмахерская", где делали "укладку волос феном" (я долгое время была убеждена, что "фено́м" – название причёски), "Канцелярские товары", "Химчистка" и – обладавший собственным именем кинотеатр, в котором шли одни и те же картины, иногда с какой-то люфт-паузой (картина уже сошла в "Планете", но ещё доигрывала своё в "Славе").