Жизнь Шаляпина. Триумф

– Я понял, Федор, что мучает тебя… Каляев при первой же встрече с защитником заявил, что он твердо и бесповоротно решил умереть: «Моя смерть так же нужна для партии и революции, как и смерть великого князя». Известно также и то, что он написал Николаю Романову письмо: «Из рук убийцы рабочих 2 января он не примет жизни», поставив тем самым адвокатов, пытавшихся смягчить ему наказание, в затруднительное положение. Как вести защиту? А он прямо заявил: «Мое помилование превратит террористический акт во взрыв бомбы в глухом погребе. Звук взрыва получится приглушенным, и ослабнет эффект всего дела». Это совсем другой тип революционера, таким, как Каляев, нужен ореол мученика, этим самым такие, как он, надеются усилить ореол революции. Мы идем другим путем, мы не стремимся к эффекту, и я не боюсь суда только потому, что хочу воспользоваться этой легальной возможностью привлечь внимание всей России и рассказать, что все эти манифесты, рескрипты и указы Николая Романова, все эти обещания царского правительства созвать представительное учреждение в виде Земского собора или Государственной думы – все это обман и лицемерие. Что это за представительное учреждение, если у него не будет законодательных прав? Обещанная конституция – это мелкое жульничество бездарных людей. Но главное, Федор, Россия просыпается, и ни один пророк не может предсказать значение этого факта. Даже министры понимают неизбежность перемен. Вот недавно рассказывал мне один знакомый. Зашел к нему министр финансов Коковцов. Вот их разговор, как он мне запомнился в передаче знакомого. Коковцов: «Скоро мне предложат уйти. Требуют, чтоб я достал денег на продолжение войны, я говорю: «Невозможно!» – «Сделайте займы». – «Ни внешний, ни внутренний – невозможен». – «Увеличьте налоги». – «Еще более невозможно». Меня не слушают. Не слушал меня и Витте, когда мы настаивали в Царском на необходимости прекратить войну. Удивляюсь терпению страны! Но все же думаю, что месяца через два вспыхнет революция». И это говорит царский министр. Он, конечно, ошибается, у рабочих нет оружия, но интересно, что именно министр чувствует свое бессилие и предрекает наступление революции. Значит, уже само правительство своими руками затягивает петлю на своей шее, а после этого – агония и близость смерти… Так-то, друг мой Федор, но ты занимайся своим делом. Твоя «Дубинушка» действует гораздо мощнее, чем выстрел Каляева или камень пролетария, брошенный в спину жандарма или околоточного. Песня – твое оружие…

Я так увлекся диалогом двух друзей, что совсем «забыл», что они сидели с Марией Федоровной за ресторанным столом, обедали, пили и закусывали. Да простит мне читатель это упущение. И своим воображением дополнит недостающие здесь картины.

В тот же вечер Шаляпин уехал в Петербург.

На следующий день, 9 августа, Горький писал Пятницкому: «Вчера в Питер уехал Федор. Он очень в угнетенном состоянии духа – помогите мне, если можно и охота есть, разобраться в недоумениях. И кстати напомните, чтоб он передал Вам денег для меня».

Во время гастролей в Новом летнем театре «Олимпия» Шаляпин участвовал в спектаклях «Фауст», «Борис Годунов», «Жизнь за царя», «Русалка», в сборном концерте в Павловске, в сборном спектакле, где давали «Моцарта и Сальери», первую и вторую картины первого действия «Князя Игоря». Спектакли и концерты шли чуть ли не каждый день, а в редкие дни отдыха от спектаклей он бывал приглашен то к Репину, то к Горькому, то к Стасову. Немудрено, что близкие Шаляпину люди начали замечать в его исполнении нотки усталости. Критики по-прежнему отмечают, что «голос г. Шаляпина настолько изгибист, легок и податлив, что малейшее движение мысли и чувства артиста непременно передается на голосе, но Владимир Стасов в письме Полине Стасовой сообщает, что 16 августа не пошел на «Бориса Годунова» с Шаляпиным в главной роли, опасаясь, что Шаляпин «испортится, пожалуй, и в этой роли, как в «Фаусте», боится потерять еще одну иллюзию», а у него пропало столько их за последние годы.

28 августа Федор Шаляпин приехал в Старожиловку на именины Стасова, но в описаниях именинника, который, как всегда, щедро делится подробностями прожитого дня, уже нет былой торжественности при встрече любимца: «…Шаляпин появился так поздно, так поздно, что я уже думал: «Не будет!» Но оказалось: хотя обещался Феликсу Блуменфельду ехать с ним и Сигизмундом во 2-м часу на железную дорогу, но, когда они за ним пришли, он крепко спал, потому что уже, кажется, до 5 утра играл в карты. Наконец его подняли, снарядили, они поехали, захватив еще с собою молодого барона Стюарта. А приехав на нашу станцию, вздумали пройтись через парк пешком! Погода была чудесная. И таким образом они добрались до нас позже 6 часов. Каково?