Жизнь Шаляпина. Триумф

«Странно, что Алекса передал новую пьесу художественникам, ведь год тому назад, когда он, обидевшись на критику, забрал своих «Дачников», казалось, что больше не переступит порог этого театра, – думал Шаляпин, кивая знакомым артистам, иногда поглядывавшим на него. – «Дачников» обругали все, дружно, и Немирович, объявивший, что пьеса неудачная, оставляет слушателя равнодушным, нет искренности и ясности мировоззрения, банальны некоторые персонажи, ординарны и плоски приемы… Особенно покоробило Алексу сравнение его с Вербицкой: художественные приемы в «Дачниках» не выше таланта какой-нибудь Вербицкой… Да, психанул мой милый Алекса, получив письмо Немировича, в котором он резко отозвался о пьесе, находя некоторые сцены вообще безвкусными, словно взятыми из газетных романов бульварных беллетристов. Кстати, и Ольга Леонардовна тоже резко отзывалась о «Дачниках», тяжело, дескать, бесформенно, длинно, непонятно, хаотично, сплошная хлесткая ругань, проповедь. Как же она сказала? Ах да: «Не чувствуешь ни жизни, ни людей». Тяжело было слушать пьесу, обидно за Горького. Такое чувство, точно у льва гриву общипали. Горький ведь хорош, пока он самобытен, стихиен, пока он рушит. Положим, и тут он оплевывает интеллигенцию, но наивно как-то. Есть отдельные места, интересные разговоры, но ведь из этого не слепишь пьесу… м-да-а, умные пошли у нас актрисы, в пух и прах разделают, не хуже критиков…»

Все это мелькнуло у Шаляпина как бы между прочим, непроизвольно, независимо от его желания и обстановки.

– «Страх смерти – вот что мешает людям быть смелыми, красивыми, свободными людьми! – читал Горький монолог Протасова, как потом узнал Шаляпин. – Он висит над ними черной тучей, покрывает землю тенями, из него рождаются призраки. Он заставляет их сбиваться в сторону с прямого пути к свободе, с широкой дороги опыта. Он побуждает их создавать поспешные уродливые догадки о смысле бытия, он пугает разум, и тогда мысль создает заблуждения! Но мы, мы, люди, дети солнца, светлого источника жизни, рожденные солнцем, мы победим темный страх смерти! Мы – дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно – океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости!

Лиза (вскакивая). Павел, это хорошо! Дети солнца… Ведь и я?.. Ведь и я? Скорее, Павел, да? И я тоже?..»

Шаляпин слушал, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. Но пропущенного уже не вернуть, а вот так без начала трудно понять характеры персонажей, которые представали перед ним. Лиза, Елена, Вагин, Протасов, Мелания, Чепурной… Опять разгорится самая настоящая баталия между актерами, актрисами, между вождями театра, если пьеса будет принята к постановке. А как же не принять ее, если в театре нет настоящих современных спектаклей, исследующих сиюминутные проблемы нашего бытия… А без этих проблем публику не завоюешь, она просто не придет, если со сцены не будут доноситься отзвуки их собственных настроений. Особенно агрессивна молодежь, студенты, курсистки… Могут вознести рядовой спектакль, лишь была бы сиюминутная злободневность; могут зашикать, если хоть чуть-чуть не потрафят им…

Глуховатым голосом Горький рассказывал о том, как современные ему люди не понимают друг друга; Протасов, увлеченный своими химическими опытами, не замечает, что каждый из его окружения несет в своей душе что-то трагическое; сестра Лиза до сих пор не может забыть, как на ее глазах пролилась кровь людская, она вспоминает, как в толпе расстрелянных у ее ног оказался юноша с разбитой головой, «он ползет куда-то, по щеке и шее у него льется кровь», никогда она не забудет его мутные глаза, открытый рот и зубы, окрашенные кровью, а там, где была пролита кровь, никогда не вырастут цветы, там растет только ненависть; чуткая душа ее не выносит грубого, резкого, когда она видит красное, в ее душе воскресает тоскливый ужас, и тотчас перед ее глазами встает эта озверевшая толпа, черные окровавленные лица, лужи теплой красной крови на песке; ветеринар Чепурной не понял, что Лиза не любит его, и, получив от нее отказ выйти за него замуж, повесился… И наконец, эта черная, страшная толпа на сцене, люди гонятся за доктором, которого обвинили в том, что он не может спасти людей от холеры… Этакий холерный бунт… Накинулись и на Протасова, увидев в нем «главного морилу», сбили его с ног, чуть не затоптали. А он, едва выбравшись из-под тел, накинувшихся на него и разбежавшихся в страхе, потому что Елена стреляла в толпу, упрямо повторяет: «Люди должны быть светлыми и яркими… как солнце…»

Дружными аплодисментами завершилось чтение пьесы. Все встали, приветствуя автора, снова отдавшего их родному театру свою пьесу. Их мало волновало содержание пьесы, ее художественное значение, главное заключалось в том, что эта пьеса Максима Горького могла привлечь в театр зрителей, не равнодушных ко всему, что происходит в Отечестве. А потому без долгих разговоров пьеса была принята.