Жизнь Шаляпина. Триумф

Нет, эти полгода не были усыпаны одними розами, не только восторженные аплодисменты он слышал в эти дни и месяцы. Уж много лет он слышит и злобное шипение по своему адресу, много завистников, недоброжелателей появилось у него, и чем стремительнее растет его слава, успех, тем почему-то их становится все больше и больше. Вот ведь попросил Корсов принять участие в его прощальном бенефисе. Ну разве можно отказать? В сборном спектакле исполнил Сен-Бри в «Гугенотах» и Валентина в «Фаусте»… Все хорошо, но через несколько дней появляется в газете «Московские ведомости» в конце января этого года «Письмо к издателю» Б. Корсова, поблагодарившего всех, кто ему аплодировал за 35 лет его артистической карьеры в императорских театрах, всех товарищей, которые безвозмездно принимали участие в его бенефисе, наконец, и его, Шаляпина, «украсившего программу и получившего за это, из причитающейся мне суммы, 920 разовых». Разве можно было пройти мимо такого бесстыдного письма? Разве он брал эти 920 рублей? Дирекция вычитает за его участие в спектакле одну сороковую его жалованья, потому что по контракту он обязан спеть сорок спектаклей, а больше петь у него нет никаких физических возможностей. И ведь знает опытный Корсов, а вот бросил комок грязи по адресу своего товарища по сцене. И нужно было отмываться…

А разве забудешь то впечатление, которое испытал 5 февраля, как только прибыл в Петербург, узнав, как погиб великий князь Сергей Александрович, четвертый сын Александра Второго, московский генерал-губернатор и одновременно командующий войсками московского военного округа. Удивительно, что в тех кругах, где верховодил Максим Горький, чувствовали некое удовлетворение, говорили – так ему и надо, дескать, реакционер, фанатик, антисемит, преследовал революционеров, высылал из Москвы всех инакомыслящих, ни о какой свободе слова при нем не могло быть и речи… И вот он убит в Кремле. Только он выехал из дворца, как тут же Каляев бросил в него бомбу. Рассказывали, что великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы, услышав взрыв, вскрикнула: «Это Сергей!» Предчувствовала, давно грозили его уничтожить, не раз предпринимали попытки совершить это убийство, большой урон нанес он революционерам, но только Каляеву и его группе удалось осуществить давно задуманное.

Странно только, что его действия лишь укрепляли дух революционеров: на место высланных тут же прибывали другие революционеры, из Женевы чаще всего, где закрепилась самая левая часть социалистов, и с еще большей активностью включались в разрушительную против самодержавия работу. О Господи! Помоги России преодолеть ее несчастия и беды…

Федор Иванович полюбил Владимира Аркадьевича Теляковского, часто бывал у него в гостях, писал ему письма, если уезжал за границу, доверял ему самые сокровенные мысли, а тот дарил в ответ внимание к его творческим замыслам, поддерживал его во всех начинаниях.

Шаляпин жил в гостинице, которая расположилась чуть ли не на берегу моря.

Монте-Карло – на побережье Средиземного моря, на Лазурном берегу. Жителей не много, но много приезжих. Здесь и казино, и Музей изящных искусств, и хороший оперный театр.

О пребывании в Монте-Карло в «Страницах моей жизни» Шаляпин написал: «Мой успех в Италии повлек за собою для меня весьма хорошие последствия, – вскоре я получил приглашение петь в Монте-Карло, в театре Рауля Гинсбурга, человека известного во всей Европе, Америке, Азии, Африке и вообще во вселенной, а также, вероятно, и за пределами ее… Мне пришлось разучить несколько опер на итальянском и французском языках…»

Из Монте-Карло отправляется в Париж и по приглашению графини Э. Греффюль участвует в спектакле-концерте в «Автомобиль-клубе».

29 марта 1905 года Шаляпин писал Теляковскому: «…Посылаю Вам два фельетона из «Femps», где меня серьезно, кажется, расхвалили и притом по-французски раскрасили мою жизнь. Но все же, хотя Адольф Бриссон и наврал порядочно, но, нужно сказать, написал очень хорошо, и серьезный тон фельетона меня очень порадовал. 14-го или 15-го еду в Москву, а на Пасху приезжаю к Вам в Петербург. Однако (простите, Бога ради, за беспокойство) нельзя ли как-нибудь, дорогой Владимир Аркадьевич, объявить мой бенефис и заблаговременно назначить запись и продажу билетов, может быть, билеты и не разойдутся, так тогда, может, лучше и совсем не давать этого бенефиса? Цены там уже известны, и если бы сделали распоряжение об объявлении этого спектакля и о записи на него, Вы очень глубоко обязали бы и без того многим обязанного Вам Федора.

Напишите два словечка, если найдете возможность, в Москву – не откажите.

Хорошо за границей, великолепно в Париже, а все-таки меня, серяка, тянет в мою несчастную Россию – здесь очень над нами смеются, и это так обидно, что иногда чешутся кулаки. Что-то поделывают Александр Яковлевич и Константин Алексеевич, о них я тоже очень соскучился. Скоро ли поедем в деревню, ужасно хочется половить рыбку и петь до того надоело, что мне перестал нравиться даже Вагнер.

Я жду не дождусь, когда сяду на пароход, чтобы ехать в Отрадное.