Жизнь Шаляпина. Триумф

Причина всей волнений, неурядиц в обществе – крестьянский вопрос. До освобождения крестьяне в некоторых губерниях имели больше земли, чем после освобождения, возникли волнения, которые были жестоко подавлены. Сначала чуть ли не все слои русского общества с радостью и облегчением отнеслись к манифесту от 19 февраля 1861 года. Даже враги самодержавия поддержали реформы Александра Второго, сделавшего, по их мнению, великое дело: «Имя Александра принадлежит истории, – писал Герцен, – если бы его царствование завтра же окончилось, все равно, начало освобождения сделано им, грядущие поколения этого не забудут… Гнилое, своекорыстное, алчное противодействие закоснелых помещиков, их волчий вой не опасен. Что они могут противопоставить, когда против них власть и свобода, образованное меньшинство и весь народ, царская воля и общественное мнение. Мы имеем дело не со случайным преемником Николая, а с мощным деятелем, открывшим новую эру для России; он столько же наследник 14 декабря, как Николая. Он работает с нами для будущего… Из дали нашей ссылки мы приветствуем Александра II, редко встречающимся с самодержавием, – мы приветствуем его именем Освободителя…» Чернышевский также поддержал реформы Александра Второго: «Высочайшим рескриптом 25 ноября и 24 декабря 1857 года благополучно царствующий государь император начал дело, с которым, по своему величию и благотворности, может быть сравнена только реформа, совершенная Петром Великим. Благословение, обещанное миротворцам и кротким, увенчает Александра II счастьем, каким не был увенчан еще никто из государей Европы – счастьем одному начать и совершить освобождение своих подданных».

Но вскоре здравомыслящая часть русского общества поняла, что обманулась в своих надеждах и ожиданиях. Чернышевский был брошен в Петропавловскую крепость, а потом сослан на каторгу, Герцен заговорил совсем другим голосом. И все потому, что не оправдались надежды на политические свободы, по-прежнему попирались права человека на свободомыслие. Оживились и славянофилы. Веруя в самобытный путь развития и решения всех острых политических и социальных вопросов, Самарин, Хомяков, Аксаков в полный голос заговорили против существующего государственного строя как противоречащего национальным особенностям славянского характера. «Путем государства, – писал Аксаков, – пошла Западная Европа и разработала великолепное государственное устройство с чрезвычайными оттенками, доведшими его в Америке до высокой степени либерализма. Но это либеральное государство есть все-таки неволя, и чем шире ложится она на народ, тем более она захватывает народ и себя и заменит его духом закона, учреждения, внешнего порядка. Если либерализм государственный дойдет до крайних пределов, до того, что каждый человек будет чиновником, квартальным самого себя, тогда окончательно убьет государство живое начало в человеке. Передовые умы Запада начинают сознавать, что лежит не в той или иной форме государства, а в самом государстве, как идее, как принципе, что надобно говорить не о том, какая форма лучше или хуже, какая форма истинна, какая ложна, а о том, что государство, как государство, – есть ложь. Славянские народы представляют нам иное начало – начало общинное. Славянские народы, русский народ по преимуществу, есть народ без-государственный».

Западники тоже протестовали против существующего порядка вещей. Но мотивы, цели, средства их достижения предлагали совсем иные.