Жизнь с моей сестрой Мадонной

Мои четыре сестры одеты в бордовые бархатные платьица с белыми кружевными воротничками. Эти платья шила Джоан по одной выкройке. Мадонна свое платье ненавидит, но Джоан велела ей «заткнуться и носить то, что есть». Приходится смириться. В другой день Мадонна может пойти к отцу, и он наверняка позволит ей надеть что-то другое, но сегодня он был на заседании «Рыцарей Колумба» (консервативная католическая общественная организация. — Прим. пер.) и вернулся домой прямо к ужину.

Как всегда — и не потому, что мы бедны, а из-за скупости Джоан, — на десятерых у нас всего две курицы. Мне кажется, что я полжизни провел в борьбе за обожаемую грудку, но она мне так и не досталась. Я слишком медлителен, и меня все опережают. Впрочем, сегодня я твердо намерен получить грудку.

Но прежде чем начнется борьба, нужно произнести молитву. И сегодня моя очередь.

Мы все встаем и складываем руки.

Я делаю глубокий вдох и говорю:

— Благодарю Тебя, Господи, за этот прекрасный день. Благодарю Тебя за всех моих братьев и сестер.

Мой старший брат Марти, которого только что поймали в подвале с сигаретой и которому пришлось выдержать нелегкий разговор с отцом, хихикает.

Моя младшая сестра Мелани (она родилась с седой прядью на левом виске и левой брови) думает, что я говорю искренне. Она нежно и радостно улыбается мне.

Мой второй старший брат, Энтони, который все еще находится под действием пейота и книги Карлоса Кастанеды «Отдельная реальность», закрывает глаза.

Наша сестра Паула давно стала козлом отпущения в семье. Она строит мне рожу.

Крохотная сводная сестра Дженнифер пускает пузыри.

Маленький сводный брат Марио сидит на детском стульчике и играет с погремушкой.

Отец и мачеха обмениваются одобрительными взглядами.

Моя старшая сестра Мадонна широко и долго зевает.

Я смотрю на нее и продолжаю:

— Благодарю Тебя за бабушку Элси и бабушку Микелину. Благодарю Тебя за нашего отца и за Джоан. Благодарю Тебя, Господи, за пищу, которую Ты нам посылаешь. Не мог бы Ты сегодня вечером послать мне куриную грудку?

Все хохочут, даже Мадонна.

Я проиграл. Я не получаю куриную грудку. Впрочем, это меня не огорчает. Я и сам от всей души смеюсь над своей шуткой. Полагаю, в этом есть поэтическая справедливость. Голодным я не остаюсь. Как бы ни старалась моя сестра Мадонна представить себя несчастной Золушкой, а Джоан — злой мачехой, мы никогда не голодали. Джоан всегда была к нам добра.

Просто она не считала нужным покупать для нас дорогую еду. Все деликатесы — греческие оливки, итальянская салями, дорогие сладости — предназначались для гостей, а дети обходились гранолой — подслащенной овсянкой с изюмом и орехами. Если Джоан уходила из дома, то чем бы нас в тот день ни кормили, мы гурьбой бросались на кухню, чтобы попробовать вкуснейшее бисквитное печенье, приготовленное для гостей.

Как-то в субботу, когда мне было уже пятнадцать лет, Джоан собрала нас всех в комнате, которую она называла «столовой». Несколько месяцев она делала в этой комнате ремонт, и нам не позволялось сюда входить. Думаю, она хотела поразить нас своими трудами. Братья и сестры не горели желанием увидеть обновленную комнату, а мне было любопытно. Надеюсь, Джоан не ожидала от меня особых восторгов, поскольку неискреннее восхищение еще не было мне свойственно. Этому искусству я научусь позже, когда мне придется присутствовать на фильмах сестры и не захочется ее расстраивать.

Неудивительно, что мне было трудно скрыть свою реакцию на нашу новую «столовую». Зеленый ворсистый ковер, панели из мореного дерева на стенах, керамические плитки между ними (Джоан считала их «старинными», это было одно из ее любимых слов). Я-то знал, что они вполне современные. И все же во мне пробудились дизайнерские инстинкты. Усилия мачехи не произвели на меня должного впечатления.

Впрочем, Джоан пригласила нас в столовую не для того, чтобы мы восхищались ее талантом декоратора. У одного из нас возникли серьезные проблемы. Подобно судье Дредду, Джоан объявила, что красивый бисквит, который она только что купила, чтобы выпить кофе с подругами, пропал. Виновный должен сознаться.

— Вы просидите здесь целый день, пока виновный не сознается, — заявила она. Никто не произнес ни слова. Джоан достает альбом Энди Уильямса и кладет его на стол. «Музыкальная пытка?» — думаю я. Я сосредоточиваюсь на осеннем азиатском пейзаже — джонки, плывущие по реке. Отец привез эту картину из Лос-Анджелеса. Я мысленно перерисовываю ее в собственной манере.

Через час Джоан выходит из комнаты. Мы молча сидим за столом, рассматривая друг друга. Каждому в глубине души хочется угадать виновника. Хотя высказать свои соображения открыто я не решаюсь, но мысленно обвиняю во всем Мадонну. Хотя бисквит для нее слишком пресный, ей могло понравиться его красивое название. Кроме того, она не упустила бы возможности, фигурально выражаясь, подложить свинью Джоан, что частенько и делала. Через полчаса Джоан возвращается и заявляет, что сосед видел кражу со своей кухни. Больше того, он назвал ей имя вора. Это я.