Жизнь с моей сестрой Мадонной

Здесь он познакомился с деревенской девушкой Микелиной, женился на ней и получил 300 долларов приданого. На эти деньги Гаэтано в 1918 году купил билет в Америку, нашел там работу на сталелитейном заводе в Аликиппе, штат Пенсильвания, и выписал Микелину.

У них было пятеро сыновей, что удивительно, так как, насколько я помню, бабушка и дедушка никогда не спали в одной комнате. Бабушка даже в старости каждую ночь тщательно запирала двери своей спальни на семь замков.

Дед и бабушка жили в старом двухэтажном кирпичном доме. Я помню скрипучие полы, сырой подвал и темный, мрачный чердак, куда порой залетали летучие мыши. Дом был обставлен во вкусе бабушки Микелины — просто и сурово. В гостиной стояла тяжелая неудобная мебель темно-бордового цвета. Я не любил здесь бывать. Да и весь дом был мрачным и печальным, как и его хозяева.

Бабушка большую часть времени проводила на кухне. Она отлично готовила итальянские блюда. Особенно ей удавались ньокки. Когда она не готовила, то уходила в свою спальню, отделанную в светло-желтых тонах. Она ходила взад и вперед, протоптав на деревянном полу целую дорожку. Отовсюду свисали четки, к стене были прикреплены поблекшие с Вербного воскресенья пальмовые листья. В спальне у бабушки всегда горели свечи. Повсюду я видел изображения Иисуса. Когда бы я ни пришел, бабушка стояла на коленях и молилась Деве Марии — наверное, о том, чтобы дед поскорее умер и перестал изводить ее.

Деда я запомнил плотным, сутулым стариком. Он слишком много пил. Взбадривался он только тогда, когда показывал нам, как очистить апельсин одним движением ножа. После его смерти бабушка стала постоянно жаловаться на то, что ее преследует его дух.

Естественно, мы не любили бывать у деда и бабушки с отцовской стороны. К счастью, нам приходилось проводить у них лишь часть лета. А вот дядей Чикконе мы обожали. Мадонна даже своего сына назвала в честь одного из них, Рокко.

Любили мы и семью Фортинов, особенно нашу бабушку Элси Мэй. Мы называли ее Нэну. Она всегда твердила, что я был любимчиком матери. Мама называла меня «Покажи мне!», потому что я вечно тянулся к разным предметам и требовал: «Покажи мне!»

Нэну всегда была для всех нас второй матерью. Она овдовела за год до моего рождения. У нее были мягкие, вьющиеся каштановые волосы. Бабушка носила классические платья пастельных тонов, и от нее пахло духами «L'Air du Temps». Бабушка Элси была леди в истинном смысле этого слова.

Муж Нэну, наш дед Уиллард, торговал лесом и был относительно богатым человеком. Любимым цветом бабушки был розовый. Как-то раз на день рождения дед подарил ей розовую кухню с розовой плитой, розовым холодильником и розовой посудомоечной машиной.

Дом Нэну был элегантным, как и она сама. У нее все было удобным. Я до сих пор помню блестящий желтый кожаный диван, на котором было так приятно играть. В подвале находился отделанный деревом бар, где можно было поиграть в шаффл-борд, и мусоросжигательная печь, которая меня завораживала.

Нэну была очень либеральной женщиной. Ее сыновья курили в подвале. Меня она называла Маленьким Крисом. Я любил бывать у нее, потому что она бесконечно любила нас всех и ко всем относилась одинаково внимательно. Узнав, что я больше всего люблю апельсиновый мармелад в форме арахисовых орешков, она стала покупать его для меня. Конфеты она держала на кухне в керамической вазе в форме курицы.

Бабушка позволяла нам есть столько сладостей, сколько мы хотели. Она готовила для нас наши любимые блюда — острый мясной пирог и куриный суп с лапшой по особому рецепту с севера Франции. Я до сих пор готовлю эти блюда и всегда вспоминаю бабушку Элси. Всего два месяца назад я провел с ней несколько дней в Бэй-Сити.

В 2008 году Нэну исполнилось девяносто восемь лет. Старость ее была печальна. Муж умер рано. Четверо из восьми детей умерли совсем молодыми. На ее долю выпало еще одно испытание — ее детям пришлось бороться с алкоголизмом. С этой проблемой столкнулись мои дяди и тети. Это настоящее проклятие нашей семьи. Но бабушка стоически выдерживала все испытания. Несколько лет назад она попала под машину. Потребовались две операции на колене. Сейчас она почти ослепла и живет очень скромно. Пятнадцать лет назад ей пришлось переехать в дом поменьше.

Дом Нэну был настоящим прибежищем для детей Чикконе. Здесь мы все были равны, и Мадонна не была звездой, как дома. Нэну никогда не обожествляла Мадонну. Может быть, поэтому их отношения были довольно прохладными. Когда Мадонна разбогатела, я предложил ей купить Нэну дом и машину, нанять для бабушки водителя и кухарку — то есть облегчить ее жизнь. Разве не должны звезды, достигшие успеха, заботиться о своих родных? Но моя сестра, состояние которой в 2008 году превысило 600 миллионов долларов, и которая, по слухам, пожертвовала 18 миллионов на каббалу, решила посылать бабушке по 500 долларов в месяц и оплачивать ее квартирные счета. Для Мадонны это — капля в океане. Думая о богатстве сестры, я не могу избавиться от мысли о том, что по отношению к бабушке она повела себя как настоящая скряга.