13. П, VII, с. 51–52. П. неоднократно возвращался к обоснованию концепции «Бориса Годунова» с точки зрения теории литературы (см. гл. VIII). В этом случае поводом послужила высокая оценка сцены «Ночь. Келья в Чудовом монастыре», данная «Московским вестником», редактировавшимся Погодиным. Интерпретация событий русской истории, равно как и теория драмы, — постоянные темы дискуссий между П. и Погодиным. Надежды на публикацию трагедии полностью, возникшие у П. в 1828 г., скоро угасли и возродились вновь лишь в 1830 г.
14. Восп., II, с. 50–51. Журналисты и книготорговцы братья Н. А. и К. А. Полевые находились в сложных, нередко конфликтных отношениях с П. Однако в мемуарах Ксенофонта Полевого, написанных в 1850-х гг., немало объективно ценных страниц. Одну из них воспроизводим. Восхищение П. Мицкевичем — одно из конкретных проявлений редкостного умения П. ценить талант в других людях.
15. Восп., I, с. 139–140. Среди разнообразных воспоминаний Вяземского о П. есть и относящаяся к 1873 г. заметка о духовной близости П. и Мицкевича. В последней фразе мемуарист намекает, что фраза «конь под Петром…» и т. д. принадлежит ему, Вяземскому.
16. Акад., XIII, с. 561. П. возвращается ненадолго в Михайловское, прощаясь со многими москвичами, уже успевшими узнать и полюбить его. Поэтесса и певица, хозяйка знаменитого в Москве салона, З. А. Волконская — одна из них (см. № 15).
17. П, X, с. 621.
18. П, X, с. 167.
19. П, VIII, с. 52–53.
20. Акад., XIII, с. 307. «Первый сигнал», показавший П., что обещания императора предоставить ему свободу творчества ничего не стоят. Именно тогда, в конце 1826 г., а не в 30-х годах, как иногда считают, П. начал осознавать свое истинное бесправное положение по отношению к Николаю I.
21. П, X, с. 169. Тон иронии и насмешки, прикрытой церемонными фразами, характерен для этого и всех последующих писем П. к Бенкендорфу. П. принял «условия игры», но подчеркнутой вежливостью почти открыто насмехался над власть имущими оппонентами.
22. П, X, с. 168–169.
23. П, X, с. 172. Насчет пользы «освобождения от альманашников» — больше горькой иронии, чем истины.
24. П, X, с. 621–622. Душевная открытость этого письма делает его одним из блестящих образцов эпистолярного наследия П.
25. П, II, с. 309. Это дорога в Москву из Михайловского в 1826 г.
26. Акад., XIII, с. 312. Смысл письма: «мелкие сочинения» тоже не должны миновать высочайшей цензуры.
27. С. и Н. Кн. 6. СПб., 1903, с. 4. Более точный перевод: «Я очарован
28. Дела…, с. 23–26.
29. С. и Н., кн. 6, с. 4–5.
30. П, VII, с. 30–31. «Заказывая» П. записку о народном воспитании, царь и Бенкендорф преследовали двойную цель: узнать мнение своих потенциальных оппонентов по этим вопросам и спровоцировать П. на откровенность. Разгадав замысел, П. представил «дипломатическое» сочинение, где высказал ряд собственных мыслей, не «раздразнив» вместе с тем правительство.
31. Акад., XIII, с. 314–315. Вежливый, но понятный намек на пропасть, отделяющую поэта от властей.
32. П, II, с. 307. Написано в доме у Зубкова 22 декабря 1826 г. Стихотворение не было понято друзьями-современниками, а отчасти и потомками, считавшими, что П. изменил своим идеалам. Между тем главная мысль стихотворения — призыв к спасению декабристов («памятью… незлобен») и преобразованиям, подобным петровским. Иной тон прямого обращения к царю П. справедливо считал бесплодным.
33. С. и Н., кн. 6, с. 5.
34. Акад., XIII, с. 313. Бенкендорф лукавил: царь читал не саму пьесу, а рецензию-выжимку Булгарина.
35. П, X, с. 174. Фактическое запрещение трагедии было тяжелым ударом. Можно представить себе, чего стоил П. дипломатический холод этого письма.
36. Восп., II, с. 14. П., возвратившись в Москву, остановился у Соболевского; самые серьезные разговоры и занятия перемежались кутежами, раздражавшими Погодина.