Жизнь после жизни

Боже, что там было! Все раскидано, еда, которая оставалась, размазана по стенам и постели! И это несмотря на то, что каждые два часа, старенькая соседка, добрый души человек, приходила смотреть, ничего ли с Любой не случилось!

Но и она сдалась!

— Знаешь, — сказала она дней через десять, — я заметила в обед, что газом просто воняет! Хорошо, что форточки были открыты!

Это Люба решила приготовить сама обед и включила конфорку! Зажечь огонь она не смогла, а газ включила.

— Ты что хочешь, чтобы весь дом на воздух взлетел? — сказала старушка.

И я поняла, что так мы не проживем.

Врач, который выводил нас из комы, дай бог ему здоровья, был очень опытным.

И вывод его на первый взгляд был очень страшным! Это был вывод на всю оставшуюся жизнь.

И так — дочь оставлять одну, было невозможным, нанять сиделку — нет денег. Сдать в детский дом, или в детский неврологический интернат — дурдом, проще говоря, где годами лежат Дауны и другие особенные дети — возраст не позволяет.

Просто в дур дом не возьмут, потому что там лечат, а лечения для моей дочки не существует!

Остается страшное — отделение психушек, куда переводят уже безнадежных, у которых нет родных, или родные отказались, но где лежат до конца жизни.

Их короче, безнадежных не лечат. Их там подлечивают, под надзором содержат!

— Не все так грустно, — уточнил доктор, — можно договориться, чтобы это было своеобразным стационаром. То есть, на выходные Любку забирать под свою ответственность. Это противоречит законодательству, но и случай такой особый.

… Психушка для пожизненных больных располагалась на окраине города, в заброшенном когда-то деревенском парке, от ближайшей автобусной остановки — километра два.

Глухой забор, проходная с охраной и два двухэтажных корпуса. Один корпус для пациентов буйных. Такие больные всегда находятся под видео наблюдением санитаров.

И для обычных Наполеонов, космонавтов, преследуемых врачами и тому подобных.

Все взрослые. А к концу жизни деменция.

И Люба вполне от них не чем не отличалась.

…— Вас, мамочка, сразу предупреждаем, — заявил после оформления главный врач, — придется вашей дочке для безопасности сделать небольшую операцию, на всякий случай, чтобы не забеременела!

— Да что у вас здесь происходит! — усомнилась я, это что публичный дом?!

— Пойдемте, — пригласил врач, — небольшая экскурсия!

И мы пошли.

— Вот здесь она будет лежать, — показал он две небольшие палаты, где стояли по двенадцать коек, на которых и лежали и сидели на вид нормальные тетки и девушки разных возрастов.

— А дальше, — повел меня под руку врач, — вот этот длинный коридор с туалетами, душем, который ведет в общую столовую. Вход в столовую — под закрытым замком.

А вот и столовая, — он повел в общий зал. — Она же комната отдыха с телевизором и небольшой сценой.

— Да, пояснил он, — устраиваем иногда концерты и другие мероприятия. Это общая зона. Когда она открыта, здесь находятся два человека из персонала — медсестра и нянечка. Извините, но на больший персонал денег нет!

А вон там, — он указал в окно на большой запушенный сад, — общий двор для различных занятий спортом. Для всего корпуса — мужчин и женщин.

Здесь находится вообще один охранник, да какой он, собственно, охранник?! Какой-нибудь старичок. Из вооружения — только резиновая палка. Все!

Он еще что-то долго говорил, объяснял, успокаивал, что, мол, это нечасто бывает…

Но я уже приняла решение!

— Нет, — ответила я, — я согласие не дам!

Ну, как же! Я в глубине души надеялась, что Люба выздоровеет, и у нее будут дети!

— Ну, что? — вздохнул врач, — пишите отказ и берите всю ответственность на себя!

Но я еще не знала нашей будущей жизни!

… Как-то недели через две ко мне зашел мой давний знакомый, почти друг, с которым до этого случая дружили семьями.

Жена его была в отъезде, был выходной, вот он и зашел меня проведать. Принес гостинцы.

Я воспользовалась случаем.

— Посидишь с Любой полдня? — спросила я, — нужно сходить в магазин, да и нам к чаю тортик куплю. Как же я тебя, родного, без чая отпущу!?

— Иди, конечно, — улыбнулся он, — куда мне спешить? Никого дома все равно нет!

Уже подходя к магазину, я спохватилась, что кошелек-то я в сумку забыла положить.

Побежала домой.

Открываю дверь и уже из коридора, вижу, дверь в спальню открыта, на постели задранные Любины ноги и из спущенных штанов голая задница моего друга!

А Любка выглядывает из-под гостя и с увлечением сосет ледяшку на палочке.

Я даже не помню, как я кричала, подбегая к спальне, как я стаскивала эту сволочь с моей девочки!

Я стаскивала, а Любка кричала, билась в истерике.

— Мамочка, мамочка, не ругайся, мы просто в письки играли!

— Какие письки!? — Я вдруг увидела и, по-моему, впервые все осознала, что писька моей малышки, это вполне взрослый, заросший волосиками половой орган зрелой женщины!

… Согласие врачу я дала.

… Ужасно мне было привыкать к этой жизни!

Но было в ситуации этого дурдома и хорошее.

Сокамерницы по палате — так я про себя стала называть этих женщин, с которыми потом немного познакомилась, со временем и вправду стали воспринимать Любу, как ребенка.