Жизнь после жизни

— Продолжайте в том же духе, — посоветовала Тамара, ведя ее в сторону кафе. — Не уступайте ему, не позволяйте собой помыкать. Ничего с вами не случится, он вас не убьет. Побушует немножко и смирится, это я вам по собственному опыту говорю. С ним на самом деле очень легко справиться, просто до меня никто не пробовал.

Тамара оказалась права: Насте и Бегорскому подали паровую рыбу с отварной капустой брокколи, которую Настя терпеть не могла. Ее тошнило от одного только вида ярко-зеленых соцветий. Она уныло поковыряла безвкусную, как ей показалось, рыбу, съела одну треть куска и на вопрос Бегорского соврала, что не голодна. Тот укоризненно покачал головой, но промолчал, а сидящая напротив Насти Тамара улыбнулась и подмигнула ей, дескать, помни, я тебя всегда выручу чаем с пирожным.

Мысль о чае с пирожными показалась весьма привлекательной, и после ужина Настя уже собралась было обратиться к Тамаре с просьбой посидеть вместе и поговорить за десертом, но вдруг почувствовала, что смертельно устала. Она не может ни о чем разговаривать, не может формулировать вопросы, касающиеся двух убитых женщин, ей нужно переварить и обдумать все то, что сказал ей за восемь часов, проведенных в машине, Бегорский, ей нужно мысленно закрепить в памяти план усадьбы со всеми ее помещениями, ей нужно составить хотя бы приблизительную программу сбора информации. Завтра с утра ей предстоит встреча с начальником городского отдела внутренних дел, потом с его заместителем по криминальной милиции, потом с начальником розыска, потом с оперативниками, которые вели дела об убийствах женщин, посещавших клуб «Золотой век». И все это требует ясной и отдохнувшей головы.

Она хотела есть, кусочка вареной рыбы оказалось явно недостаточно, но еще больше Настя Каменская хотела принять душ и лечь в постель. И помолчать. И хорошо бы еще вещи разложить, она как бросила сумку в своих апартаментах, так и забыла о ней. И еще нужно позвонить Стасову, доложиться. И Лешке позвонить, он тоже волнуется, как там проходит ее первая командировка на новой работе.

«Я стала совсем старой, — с грустью подумала она. — Еще только половина восьмого, а я уже полумертвая. Конечно, я встала в пять утра, но когда такое было, чтобы к восьми вечера я хотела лечь спать? Раньше я могла сутками не спать и работать, а теперь… Зря я пошла к Стасову, не будет от меня никакого толку, я состарилась и гожусь только для того, чтобы тихо сидеть дома и никому не мешать».

Глава 3

Выйдя из салона «Релакс», Илья Вторушин подошел к своей машине, завел двигатель и позвонил бабушке. Он точно знал, что она его ждет, но все равно позвонил. Он так привык. Во всем должен быть порядок: едешь в дом — позвони, предупреди хозяев, даже если это дом, в котором ты родился и вырос, и даже если хозяйка — твоя родная, горячо любимая бабушка, единственная родная душа, оставшаяся у Ильи после смерти родителей.

Дорогу к дому бабушки Илья выбрал, как обычно, подлиннее, ему хотелось, чтобы дух салона «Релакс» окончательно выветрился из его одежды и даже из тела. Услугами салона он пользовался регулярно, раз в неделю, когда приезжал из Томилина к бабушке в Костровск, хозяйка салона Татьяна давно его знала и считала постоянным и одним из любимых клиентов — Вторушин выбирал одних и тех же девушек, был предсказуем, спокоен, никогда не являлся пьяным, не устраивал скандалов и безобразных сцен, платил строго по счету, оставляя девушкам вполне приличные чаевые, не требовал никаких изысков и не наносил увечий. Одним словом, был идеальным клиентом, о каком только можно мечтать. И бабушка Римма Петровна знала о том, что внук посещает «Релакс», у Ильи не было от нее тайн, хотя сама Римма Петровна предпочла бы, чтобы мальчик наконец женился, обзавелся семьей и жил, как все люди. Из этих соображений она даже отказывалась переехать из Костровска в Томилин и жить с внуком, на чем Илья давно уже настаивал.

— Мне неспокойно, когда ты так далеко, — говорил он, — для меня было бы лучше, если бы мы жили вместе. Ты не хочешь переезжать в Томилин — ладно, я готов перевестись на службу в Костровск, но ты ведь и этого не хочешь.

— Не хочу, — улыбалась в ответ Римма Петровна, — мы не должны жить вместе, это помешает тебе вести нормальную личную жизнь.

Но с «нормальной личной жизнью» у Ильи Вторушина никак не складывалось, женщин он боялся почти панически, строить отношения с ними не умел, не знал, как подойти, как заговорить, как повернуть разговор в нужное русло, не говоря уже о том, как сделать так, чтобы его не отбрили при первом же поползновении к телесному контакту. Был Илья слишком громоздким, полным, отечным — в мать и бабушку, — неуклюжим и искренне считал себя совершенно непривлекательным и не могущим рассчитывать на доброе отношение со стороны молодых женщин. У него, конечно же, за тридцать два года жизни случались романы, но все они заканчивались тем, что его бросали, и это еще больше подкрепляло его уверенность в собственной непригодности к этой самой «нормальной личной жизни», о которой так мечтала Римма Петровна.