Жизнь после "Жары"

И вот теперь этот Ккенг стоит перед ней собственной персоной — высказывай! Но Олива молчала и только со страхом косилась на него. В голове у неё стучало теперь лишь одно: читал он «Жару в Архангельске» или не читал. И, если читал, и нашёл там про себя, в том числе и свои записи из ЖЖ, то ей хана.

— Ну, и? — окликнул он её, — Каким ветром тебя на сей раз сюда занесло?

— Таким же, каким и тебя занесло в Москву, — парировала Олива.

— Меня-то понятно каким, а вот ты зачем здесь?

— А что, нельзя? — вспыхнула она, — Вот интересно: когда вы в Москву понаезжаете, вас никто не спрашивает «зачем». Но стоит кому-то из Москвы приехать к вам, так сразу начинается: «шо ты тут забыла?»

Ккенг усмехнулся.

— Если бы ты была умнее, то поняла бы, почему тебе задают такие вопросы.

— То есть, по-твоему, я — дура набитая, раз не понимаю?..

— Я этого не сказал.

Разговор их прервали Кузька и Ярпен, внезапно появившиеся на балконе.

— Во! Серёга, и ты здесь! — обрадовался Кузька, — Ну, как Москва? Давно приехал? Надолго?

— На неделю, завтра уезжаю.

— Кстати, Оливину книгу читал?

«Блин, Кузька!..» — съёживаясь, чертыхнулась про себя Олива. Меньше всего ей хотелось, чтобы сейчас поднимали эту тему.

— Не удосужился, — хмыкнул Ккенг.

— Почитай, интересно пишет!

— Да нет, спасибо, я такое не читаю. Не мой жанр.

«Вот и слава Богу, и не читай...» — подумала Олива.

Глава 44

Кузька, Ярпен и Олива вышли в коридор. Ярпен, которого Олива узнала сразу, хоть и видела его только один раз зимой, недоуменно оглядывался по сторонам.

— А где Олива? — спросил он у Кузьки.

— Да вот она, перед тобой! — засмеялся тот.

— Ах, это ты Олива? Я тебя и не узнал, — смутился Ярпен, — Богатой будешь.

— Что я, так сильно изменилась за полгода?

— У тебя причёска была другая. И лицо тоже… другое…

— Постарела, значит. Что ж, это понятно… — усмехнулась она, — От такого фортеля не токмо что постареть — сдохнуть можно во цвете лет…

— Может, всё-таки сменим тему? — предложил Кузька.

— Да, давайте сменим, — сказал Ярпен, — Олив, я прочитал твою книгу. Такие потрясающе живые герои получились у тебя… Я даже на многих стал смотреть под другим углом… У тебя явный литературный талант.

— Слушай, писательница! — встрял, походя, Гена, — Может, всё-таки сначала накормишь своих друзей картошкой с курой и салатами, а уж потом будешь их кормить своими литературными талантами?

— И то правда, — засмеялась Олива, — Соловья баснями не кормят. Пойдёмте, я наложу вам жареной картошки.

— Нет-нет, я сыт, — отказался Кузька, — Влада покорми, а то он вечно голоден. Видишь же — кожа да кости…

— Да ну тебя, — смутился Ярпен.

— Пошли, накормлю! — Олива за руку потащила Ярпена в гостиную, — Кузь, ты тоже с нами за компанию.

Пока Ярпен давился непрожаренным картофелем, Гена налил в рюмки ещё водки и попросил Кузьку сказать тост.

— Ну, Кузь, говори тост, — шепнула Олива, — Не подводи.

— Итак, тост, — провозгласил Кузька, вставая из-за стола, — Господа, я, конечно, никого из вас не знаю… Но хочу выпить за именинника – как, кстати, зовут именинника? Гена? Гена. Так вот, Гена, за тебя и за… знакомство, так сказать…

Под жиденькие аплодисменты Кузька сел на место. Все остальные принялись чокаться и выпивать. Олива была всецело поглощена разговором с Ярпеном, и Кузька, почувствовав себя лишним, вышел на балкон.

В гостиной между тем установили колонки, и начались танцы. В кухне семь человек курили кальян; на балконе стояла лишь Никки и задумчиво смотрела на панораму вечернего города. Кузька подошёл к ней поближе и тоже стал смотреть. Он поймал себя на том, что ему очень уютно стоять рядом с этой девушкой, и он мог бы вот так же простоять с ней на балконе час, два — сколько угодно.

— А почему ты не веселишься в гостиной вместе со всеми? — спросил он, лишь бы начать разговор.

— Я устаю от шума и от людей, — сказала Никки, — Иногда хочется побыть одной…

— Ты знаешь, мне тоже, — сознался Кузька, — Я тоже устаю от большого количества людей. Ведь среди этих больших тусовок так часто мы пропускаем главное…

— Да… — задумчиво произнесла Никки.

Кузька приблизился к ней вплотную.

— Ничего, что я курю? — спросил он.

— Да пожалуйста, пожалуйста… Хотя я не очень люблю, когда курят…

Кузька тут же загасил бычок и выбросил его на улицу. Минуты две оба молчали.

— Красивое небо, правда? — прервал молчание он, — Только у нас на Севере может быть такое небо. Небо цвета сирени. Ты любишь сирень?

— Я люблю звёзды, — сказала Никки, — Звёзды — это глаза ангелов, что смотрят на нас с небес.

— Цветы сирени тоже состоят из маленьких звёзд… — произнёс Кузька, — А ты… ты веришь в существование ангелов?

— Ангелом может быть любой из нас. Я верю в то, что все люди хорошие.

— Но ведь плохие люди тоже бывают, — грустно усмехнулся Кузька.

— Хорошее есть в каждом человеке, каким бы плохим он ни казался вначале, — сказала Никки, — Ты знаешь, как мы с Олей стали общаться? Она ненавидела меня…

— Тебя? Ненавидела? — изумился Кузька, — Разве могут быть на свете люди, которые могли бы ненавидеть тебя?..