Жизнь после "Жары"

— То есть как рад? — обескураженно произнесла Олива.

— Ну, я сказал, шо тебя повысили, а он сказал: ну что ж, я рад за неё…

— И всё?

— И всё.

— И так-таки больше ничего не сказал, ни слова, ни полсловечка?

— Пхо тебя больше ничего. Его тепехь дхугая тема интехесует…

— Какая же, Майкл?

— Да вот, говохит, в Гехманию собхался… — Майкл понял, что ляпнул лишнее, и тут же поспешно добавил, — А так он мне ничего особо не хассказывает, так что я не знаю.

Закончив разговор с Майклом, Олива вся как-то сникла. Убийственное равнодушие Салтыкова сбило с неё всю спесь. Она ожидала, что новость о её повышении как-то затронет его самолюбие, заставит его пересмотреть своё отношение к ней, но тщетно: Салтыкову она стала так параллельна, что его абсолютно не интересовала ни она, ни её дела.

«Ну вот, повысили меня, а что толку? — думала бедная Олива по дороге к метро, — Мне-то что от этого, если ему насрать? Да если б на него это хоть как-то могло повлиять, я бы горы свернула! Только это ведь никому не нужно… Даже если б я добилась таких высот, что обо мне узнал бы весь мир — ему было бы похрену, а для себя мне ничего не надо…»

Она пришла домой и тут же, не снимая одежды, легла на кровать. Ей было плохо. Вспомнила, что в кошельке осталась зарплата, но встать и вытащить её не было ни сил, ни желания.

«Пятнадцать тысяч в кошельке плюс семьдесят в конверте… — зачем-то стала подсчитывать в уме Олива, — Если не считать, что всего на руки восемнадцать триста двадцать девять с копейками — пятнадцать в конверт, остальные на расходы, мне ведь много не надо… Семьдесят и пятнадцать это будет… это будет… Сколько же это будет? Восемьдесят пять… Да ещё плюс надбавка, это будет девяносто… Боже мой, так много?! Когда же это я успела столько накопить? Куда мне столько? Что я с ними буду делать, ведь мне ничего не надо…»

«Однажды кто-то из моих друзей сказал — кажется, Яна — что деньги это ключ, который открывает любые двери. Деньги исполняют желания. Что я могу пожелать на девяносто тысяч? Могу купить плазменный телевизор. А зачем он мне? Мне он нужен как собаке пятая лапа, — рассуждала Олива сама с собой, — Или, например, могу поехать в путешествие по Европе. А толку? Что я там забыла, в этой Европе?.. Нет, — вздыхала она, — Вот и выходит, что не в деньгах счастье. Разве буду я счастлива, путешествуя по Европе в одиночестве, зная, что Он меня бросил? Разве буду я чувствовать себя счастливой, позволяя себе покупать всякую дорогую херню, которая мне, в принципе, не нужна? Единственное моё желание — чего там греха таить — это то, чтобы Салтыков не смог без меня жить, так же, как и я без него, чтобы он искренне раскаялся, и чтобы его любовь ко мне была истинной, а не той показухой, в которую он играл всё это время… Но настоящее чувство за деньги не купишь…»

Тинькнул сотовый телефон. Олива схватила его — эсэмэска была от Салтыкова! Радостное волнение охватило её несмотря ни на что — всё-таки, вспомнил… написал… Дрожащими руками вскрыла она эсэмэску, но тут же с проклятием швырнула телефон на кровать.

Эсэмэска была пуста.

«Конечно… — горестно усмехнулась Олива, — Я-то, дура, понадеялась, что он мне написал — как же, держи карман! Эта пустая эсэмэска — просто досадная случайность, так ведь часто бывает, если нечаянно нажмёшь не ту кнопку в телефоне…»

Потом, конечно, уже было непонятно, так ли уж случайно нажал Салтыков эту кнопку в телефоне, но даже если это и была случайность, то впоследствии она обошлась Салтыкову очень и очень дорого.

«Ты издеваешься надо мной?! — написала Олива ему в ответ, — Я понимаю, что тебе абсолютно похуй на меня, но зачем же так издеваться?! Что я сделала тебе, я не могу понять?! Я же всегда любила тебя, а ты взял и развалил мне всю жизнь! За что?!»

Ответа не последовало.

Олива неподвижно лежала на кровати и видела, как набухали за окном синие сумерки июньской ночи.

Он не ответил.

Позвонила Яна, предложила съездить в Питер к Майклу на выходные. Олива машинально согласилась: ей было всё равно, в Питер так в Питер, лишь бы не оставаться дома, в этих постылых стенах, из которых она так и не смогла вырваться этой зимой.

С горя Олива уснула, как только закончила телефонный разговор. Она ещё смутно надеялась, что ответ придёт хотя бы к утру. Но тщетно: наступило утро, а ответ от Салтыкова так и не пришёл.

Утро сменилось днём, вечером, ночью. Весь день Олива крепилась, подавляла то и дело подступавшие к горлу рыдания. Работа валилась у неё из рук — ей теперь было не до этого.

«Почему ты не ответил мне?! Почему?! Ответь мне, я тебя умоляю!!! — снова написала она ему, как только наступила ночь, — Я никогда ещё никого не любила так, как тебя, а ты взял и надсмеялся надо мной!!! Я же верила тебе!!! Зачем ты так поступаешь? Зачем? Ответь мне!!!»

Это был крик души, вопль о помощи. Но и он остался без ответа.

…А через десять минут Салтыков позвонил Майклу.

— Слушай, Майкл, ты щас с москвичками общаешься или нет? — спросил он его.

— Да так, иногда… А что?