Жизнь после Жары (СИ)

А тем временем, Олива с друзьями уже сошли с автобуса на МРВ и возвращались домой по сонным улочкам Архангельска. Олива и Даниил приотстали от остальных и шли, взявшись за руки, как когда-то два года тому назад. Казалось, ничего не изменилось за эти два года: Архангельск остался тот же, те же гулкие деревянные тротуары, те же цветущие пухом тополя, те же невысокие блочные дома, тот же воздух, те же чайки, парящие в небе… Только Олива и Даниил были уже не те.  

— Помнишь, как ты два года тому назад споткнулась на этом тротуаре и повисла у меня на руке? — спросил Даниил, когда они свернули на улицу Выучейского, — Ты ещё тогда надела такие высоченные каблуки, а ходить в них не умела. А ещё на тебе была какая-то жуткая кофта кислотного цвета и серьги в пол-лица… Ужасно ты смешная была…  

— Тебе хотела понравиться, — призналась Олива, — Боже, как давно это было…  

— А я как сейчас помню твои мокрые ладошки, — продолжал Даниил, — И твой восторженный взгляд…  

— Я в тебя тогда сразу влюбилась, — сказала Олива, — Но, кстати, я тебе, похоже, вначале совсем не понравилась…  

— Ужасно не понравилась! Я тогда чуть не сбежал от тебя.  

— Я так и поняла…  

Ребята свернули в какой-то двор. Оливе он показался очень знакомым. Между тем, Хром Вайт, шедший впереди вместе с Ярпеном, вдруг остановился и обернулся назад.  

— Помнишь, Олива, а ведь этот тот самый дом, где вы с Салтыковым жили зимой…  

И правда, дом был тот же самый. Теперь вокруг него вместо снежных сугробов была зелень, но Олива узнала и этот дом, и этот двор.  

— Помню... как не помнить... — отвечала она, — Вот и подъезд, откуда мы тащили чемоданы...  

И прошлое, не то, которое они только что перебирали с Даниилом, а другое, недавнее, яркое и кровоточащее как свежая рана, острой болью полыхнуло в её сердце. Как сейчас вспомнился ей новый год, тридцать первое декабря и она сама, возвращающаяся домой из магазина с полными сумками продуктов. Она, почти замужняя женщина, идущая из магазина домой, где ждёт её муж, которого она сейчас будет кормить обедом. И так же, как полгода назад, представилось ей, что она сейчас войдёт в этот подъезд, поднимется на лифте на седьмой этаж, позвонит в обитую дерматином дверь, и Салтыков в своей розовой футболке, заспанный и лохматый, откроет ей и, приняв у неё из рук сумки, обнимет её и прижмёт к себе, а Олива, не снимая дублёнки, прямо на пороге повиснет на шее у него и, прижавшись губами к его тёплым губам, закроет глаза, с наслаждением вдыхая такой родной и любимый запах его кожи, отдающей сладким одеколоном и тонким ароматом сигарет.  

«Вот оно — былое счастье… — горько подумала она, очнувшись от грёз, — То, что было до, и то, что после — всё не то… Даниил чужой мне человек, а того, кто был родным в моей жизни, наверное, уже не будет…»  

Придя домой, Олива приняла ванну и молча заперлась на кухне. Не хотелось ничего.  

Никки, проводив Кузьку, тоже была не в настроении. Во время прогулки Кузька рассказал ей про Мими, в которую он был безответно влюблён, и по ходу дела не забыл её до сих пор. Никки не могла понять, какую же она сама играет роль в жизни Кузьки. «Если он хочет быть со мной только для того, чтобы забыть Мими, как Даниил, когда перебежал ко мне, чтобы забыть Оливу, — размышляла она, сидя в своей комнате, — То он явно обратился не по адресу…»  

В колонках играл Бумбокс — Та, что. Никки гоняла эту песню до одури, слушала и депрессовала. Ей вспомнился Даниил. И с ним была любовь, а теперь и Даниила нет в её жизни. Кузя, конечно, хороший парень, с ним тепло, но он — не Даниил. А она — не Олива.  

«Всё-таки, никого никем нельзя заменить, — думала Никки, — Даже одного парня другим…»  

То же самое, сидя на кухне с журналом Cosmopolitan, думала и Олива. Из комнаты ей была слышна песня, и песня эта как ничто другое подходило сейчас к её настроению.  

— …В гости к тебе идти  

По парапету,  

И не верить бреду, что тебя нету…  

Депрессовое настроение чувствовалось даже в воздухе самой квартиры, и Хром с Флудманом благоразумно решили уйти. Ярпен, уставший в походе, лёг спать в большой комнате, а Даниил, чувствуя себя как никто другой лишним в этом доме, всё же не уходил. Он стукнулся в спальню Никки — та лежала ничком на постели. Даниил прилёг рядом с ней.  

— Иди, — сказала Никки, — Оля там, на кухне.  

— Я там не нужен, — сказал он, — Там сейчас Салтыков.  

— Поэтому ты пришёл ко мне?  

— Нет…  

— А почему?  

— Потому что тебе плохо…  

— Да, мне плохо. Но я не нуждаюсь в твоей помощи.  

— Жаль, — горестно произнёс Даниил, — Я-то думал, что я тебе ещё нужен…  

— Ты мне не нужен.  

— Я никому не нужен, — печально заключил он, — Даже самому себе…  

Даниил встал и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь спальни. Он снял с крючка свою джинсовую куртку, и хотел было уйти, но полоска света из кухни остановила его. Даниил немного подумал и направился к кухне, где сидела за столом Олива, листая журнал.  

— Пожарь мне пельмени. Пожалуйста, — сказал Даниил, заходя на кухню.  

— Пожарить пельмени? — удивлённо переспросила Олива, — Вообще-то я всю жизнь имела дело только с варёными пельменями, а не с жареными.  

— Ну свари. Пожалуйста.