«Какое-то время плыву, пожалуй, пора быть за пределами поселка Учжэнь. После деревни Луцунь — деревня Чжаоцунь». — Она помнила, что там Большая река поворачивает на юг, проходит мимо деревни Ванцунь. Ее подруга Хунцай из деревни Ванцунь, они вместе ходили в школу, а в шестнадцать лет вместе подались в Гуанчжоу на заработки, там их пути разошлись, и с тех пор они не общались. Когда Она вернулась из Чунцина, сходила разок в деревню Ванцунь, поспрашивала о Хунцай, от ее матери узнала, что Хунцай замуж вышла где-то в Хубэе, уже несколько лет домой носа не казала. Следующая — деревня Лицунь, перед деревней протекает речка, извилистая, с излучиной, люди называли это место драконьей веной, Она бывала там совсем малявкой, глядела на большое дерево, перегородившее излучину, это гнилое место казалось таким грозным и наводило ужас, как в темном лесу. Следующая по пути — деревня Чжоуцунь, это большая деревня, сразу за входом — древний храм предков, во дворе храма — древняя сосна, внутри — таблички предков всего рода Чжоу. Еще чуточку вперед — деревня Сяцунь, одна ее одноклассница в средней школе начальной ступени была из этой деревни, в какой-то год она пыталась вытащить из реки ребенка и сама захлебнулась. Тогда еще ее отец подавал прошение, чтобы его дочери дали посмертно звание героини, но так ничего и не выпросил. Она не помнила имени той девочки, но всякий раз, проходя мимо деревни Сяцунь, вспоминала ее.
После деревни Сяцунь — деревни Улоуцунь, Сихэцунь и Голицунь, каждую из них Она прекрасно знала, в первую с мамой ходила навещать родню, во вторую с отцом — продавать жареный арахис, в третьей жила ее одноклассница. А потом… а здесь территория поселка Учжэнь заканчивается и начинается территория поселка Вэньчжэнь.
Она решила: за пределами поселка Учжэнь надо уйти на глубину, тогда смогу умереть.
Она повернула голову налево — бетонный откос серого цвета, повернула голову направо — еще один такой же бетонный откос серого цвета. Она вдруг немного запаниковала, не знала, где находится, не могла определить местоположение. Ей показалось, что она снова очутилась в тех высоких горах под Чунцином, где справа, слева, позади, впереди — одни лишь горы, ни одного ориентира. Ей так хотелось вырваться из этих горных тисков, даже сына родного бросила. А сейчас вновь оказалась в точно таком же положении.
«Вот если б меня несли воды Туаньшуй, уверена, все бы было иначе».
Реку Туаньшуй Она знала как свои пять пальцев, каждый ее поворот, каждую тростниковую заводь, каждый водоворот. Тростник нагибался к воде, длинные водоросли колыхались в глубине, река подбиралась к песчано-глинистым берегам, откусывала от них по кусочку и уносила с собой. Она знала, где плёс, а где мелководье, где водится крупная рыба, а где речной краб. Однажды Она стирала в речке белье и заметила старого краба, медленно плывущего вдоль берега. Она ухватила краба чем-то из белья, а он не двигался. Она посадила его в корзинку, а он так и не двигался. Когда уходила домой, выпустила краба на свободу.
Она знала, где искупаться в знойный летний полдень, чтобы тебя никто не потревожил. Даже если какой-то прохожий случайно забредал в этот укромный уголок, Она умела спрятаться среди деревьев так надежно, что ни одна живая душа не могла ее обнаружить. Она знала, как меняются очертания и нрав Туаньшуй после каждой деревни, знала, где и какие деревья растут на берегу, сколько тыквенных полей, сколько полей арахиса и сколько питомников с саженцами.
Когда Она плыла по Туаньшуй, у нее была полная ясность и чувство уверенности. Знала наверняка, в каком месте находится и как поведет себя река. Знала, где может запутаться в водорослях, где попасть в заросли тростника, где придется остановиться перед излучиной. Но сейчас Туаньшуй слишком обмелела, Она не знала, чего ждать от реки, боялась, что если сразу не пойдет ко дну и не умрет, то волной ее может выбросить на отмель и Она застрянет на мелководье, как большая полудохлая рыба, с открытым ртом, белым брюхом кверху. Ей не хотелось умирать так некрасиво.
Она всего лишь хотела найти полноводную реку, где никто не смог бы ее отыскать, но Она забыла о том, какая жесткая и холодная эта новая река, забыла, что в ней нет ни крошечки ила. Одетая в бетон Большая река мертва. Бетон крепко, сильно, мощно и гордо обнимает ее. Она забыла, что Большая река не способна рождать жизнь, не может произвести на свет ни речной травы, ни тростника, ни рыб, ни креветок, не может со сменой сезонов становиться то полноводной, то мелкой, не может с течением времени связывать воедино землю, небо, климат; в конце концов стало казаться, что эта река существует испокон веков, словно так было изначально, со времен Вселенского потопа, что вместе с человеком она переживает успехи и поражения, расцвет и упадок и в конечном итоге смерть.
Большая река не способна, как все остальные реки, тридцать лет нести свои воды на восток, а последующие тридцать лет — на запад. Она этого не умеет.