Мать Фу Третьего проводили в домовый комитет и препоручили заботам заведующей Цуй. Та была занята агитработой в связи с месячником «патриотического движения за здоровье нации», так что она дала старушке воды и посоветовала не волноваться, лодка, мол, вещь приметная, если и уплыла — где-то на реке найдется, не улетела ж она в теплые края. Если не унесло за мост Бэйдацяо, то это юрисдикция их домового комитета. Но даже если и унесло — управляющая Цуй свяжется с домовым комитетом в Таохуатине.
Решение Шэнь Лань отвести мать Фу Третьего в низовую парторганизацию стало первым шагом к возвращению лодки. Всем известно, что домовый комитет опирается на массы, а массы к любому, даже мелкому, делу относятся со всей серьезностью — а уж тем более к лодке, это штука крупная. Вот давеча, пару дней назад, заведующей Цуй доложили, будто некий юнец по кличке Косоротый увидел, что арбузная лодка стоит без присмотра, пришел с огромной корзиной и уволок все арбузы к себе домой. Эти дни работники уличного комитета были заняты по горло происшествием в доме Чэнь Сучжэнь и подготовкой к месячнику. Арбузами в лодке заниматься некогда, пусть себе.
Заведующая Цуй вызвала Косоротого — ничего не говоря о матери Фу Третьего, исключительно по вопросу присвоения чужих арбузов. Косоротый опасливо поглядел на заведующую и по выражению ее лица понял, что та обладает неопровержимыми доказательствами.
— А сколько, говорите, там было арбузов? — уточнил он. — Сколько скажете — так и будет!
Цуй напустила на себя строгий вид:
— Здесь вопросы задаю я! Слушай внимательно, Косоротый, не думай, что мы не знаем о твоих кражах, — у нас в тетрадке все записано. Чуть припозднились тебя вызвать, а ты уж подумал, будто с рук сошло?
Косоротый тут же присмирел:
— Да нет у меня больше тех арбузов, и вообще, если бы я не забрал и не съел — сгнили бы, там почти все уж гнилые были!
— И сколько их там было? — повторила заведующая Цуй. — Скажешь как есть — проявим снисхождение. А не скажешь — придется в участок идти.
— Одиннадцать, может, двенадцать! — затараторил Косоротый. — Почти все гнилые, говорю же!
— Ну хорошо, тогда посчитаем за половину. Выходит, шесть арбузов по три мао каждый — вот плати бабушке один юань восемь мао!
Тут только парень приметил старушку, сидевшую на табуретке. По шерстяному платку на голове сразу понял, что она из Сункэна, — и накинулся на нее:
— Вы что, бабусь! Там всего-то пара гнилых арбузов, это грабеж средь бела дня!
Мать Фу Третьего от страха аж подскочила:
— Милок, ты чего, какой грабеж! Да я никогда, грешно! Я лодку ищу! Это ты, милок, забрал лодку моего сына?
Косоротый ответил:
— Я только арбузы брал, и вообще, я кто тебе, могучий Ли Тяньван? Как я лодку-то мог унести? Откуда мне знать, где лодка твоего сына, — ты лучше вон сына Ван Дэцзи спроси, я видел, как он с двумя мальцами на ней катался, они под мост Тесиньцяо уплыли.
Заведующая Цуй решила, что Косоротый, во искупление содеянного, должен привести к ней сына Ван Дэцзи Аньпина. Косоротый поразмыслил немного, прислонившись к косяку, и решил сторговаться:
— Значит, приведу — и, считай, свободен, ага?
— Это не мне решать, свободен или нет, — арбузы-то не мои, — ответила Цуй. — Тут как пожилая госпожа скажет.
Косоротый повернулся к старушке:
— Слушайте, вам деньги-то за арбузы надо? Давайте пять мао дам!
Мать Фу Третьего замахала руками:
— Да не надо денег, не надо! Мне деньги-то не нужны, мне нужна лодка моего сына. Послушай, милок, будь добр, помоги найти лодку, а?
Косоротый отправился на поиски, мать Фу Третьего пошла было за ним — но он начал возражать, да и заведующая Цуй вмешалась: куда вы, мол, посидите тут. Тогда старушка села обратно к окну и стала смотреть на реку.
Заведующая предложила ей еще стакан воды — но та ни в какую, не хочу, и всё.
— А жива ли еще та старуха, которая продает под мостом лук? — спросила она у Цуй. — Тоже добрая душа, всегда водички нальет.
— Какая старуха? — переспросила заведующая. — Как фамилия?
Фамилию мать Фу Третьего запамятовала, только вспомнила, что у той родинка в уголке рта. Цуй это все было неинтересно, так что она продолжила заниматься своими делами, периодически согласно хмыкая и угукая. А старушка ударилась в воспоминания: мол, в дни молодости и она приплывала к Тесиньцяо продавать капусту и многих здесь знает.
— Например? — спросила мимоходом Цуй, так, для поддержания беседы.
Подумав, мать Фу Третьего стала перечислять:
— Продавца кипятка, аптекаря, торговца в мелочной лавочке — да много кого!
— А, титан с кипятком мы буквально в прошлом году убрали, а аптека — это, наверное, сейчас аптека Синфэнь.
— С тех пор, как родила пятую дочку, недосуг мне стало приплывать сюда торговать, — со вздохом сказала старушка. — Я лет двадцать не была у Тесиньцяо. Наверное, они меня и не узна́ют, да и я их — от слез-то почти слепая стала.