Жизнь-поиск

Утром поднялись рано, чтобы посмотреть на природу. Мы проезжали по хребту Сихотэ-Алинь. Дорога шла вдоль знаменитой целебной реки Тумнин. Пейзаж поражал своей первозданной красотой. Здесь все было почти так же, как описано у Арсеньева в его книге «Дерсу Узала». В реку Тумнин впадает множество горных источников, по своим целебным свойствам превосходящих, как уверяют, все известные воды Кавказа. Уже тогда, в 1966 г., здесь лечилось много больных, приехавших из разных городов страны и из стран социалистического лагеря. Лечатся здесь от гипертонии, от язвы желудка, от туберкулеза, от астмы, от кожных болезней и еще от многих недугов. Как нам рассказывали, лечение здесь было организовано очень примитивно, но все уезжали отсюда здоровыми.

Дело было «поставлено» так: на станции с названием Тумнин больных встречают на телегах местные жители — орочи. Умудренный долголетним опытом и чуть-чуть освоивший разные языки, старик возница расспрашивает по дороге о болезнях своего пассажира. По окончании пути «врач-извозчик» сообщает больному свое заключение: «Тебе надо будет три раза в день пить вот из такого-то источника, а утром и вечером купаться минут по десять в другом источнике. Через месяц твоей болезни не будет».

Больной благодарит старика, сует ему деньги, но он денег не берет: «Вот когда вылечишься и поедешь обратно, тогда — другое дело, можешь меня благодарить, а сейчас вот тебе палатка, источники тебе мой внук покажет, дрова рядом, живи, поправляйся, на нашей реке умирают редко».

О племени орочей и о целебных свойствах реки Тумнин нам рассказал уже в Совгавани начальник отдела новой техники судоремонтного завода Михаил Михайлович Пирко. Бывший секретарь Совгаванского горкома партии, много повидавший на своем веку, Михаил Михайлович долгое время страдал гипертонией, не дававшей ему работать. А человек он необычайно деятельный и деловой.

— Куда только не посылали меня лечиться! — рассказывал он нам. — И в Крым, и на Кавказ, и в Прибалтику, и в Закарпатье — ничего не помогало! А потом попал я на Тумнин к орочам, только один месяц там пожил, по

пил водички, покупался, и вот уже третий год работаю — и никаких давлений!

Его рассказ о Тумнине был похож на легенду, но потом то же самое нам рассказали другие работники горкома партии Советской Гавани.

Советская Гавань лежит на берегу большой естественной бухты, глубоко врезавшейся в сушу. В настоящее время это быстро растущий город со своей промышленностью, с большим судоремонтным заводом.

Нас принял секретарь горкома по промышленности. Он вызвал секретарей парткомов двух местных заводов, чтобы наметить с ними план нашей работы в Советской Гавани. Поджидая их, секретарь познакомил с историей города, рассказал про орочей, про Тумнин и про другие дальневосточные достопримечательности. Он расспрашивал о Москве, о наших заводах. Тут же звонил по телефону на рыбные промыслы, на заводы по обработке рыбы (начинался ход кеты), давал кому-то советы, указания. Это был очень деятельный человек, могучего телосложения, быстрый в движениях, который не походил на кабинетного работника.

Нас удивил водопровод в Советской Гавани. Из крана текла какая-то необыкновенно чистая, холодная и чуть газированная вода. Она была такой вкусной, что ее хотелось не пить, а жевать.

— Почему у вас такая вкусная вода? — спросил Пригожин у администратора гостиницы, веселой черноволосой женщины. — А у нас водопровод из Тумнина, — ответила она.

Так мы целую неделю с удовольствием «лечились» целебной водой из знаменитой реки.

…Выступления и работа на заводах прошли успешно. И здесь появились новые друзья среди рабочих и инженеров. В механическом цехе судоремонтного завода большой успех имела прорезная фреза Чернова, поработать которой я предложил фрезеровщику, а сам занялся показом токарного инструмента. Большая часть рабочих и инженеров пошла за мной к токарному станку, но многие остались и около фрезеровщика. Через час от фрезерного станка донесся невероятный шум. Все кричали и поздравляли молодого фрезеровщика.

Что случилось? — спросил я.

— Да вот наш Коля выполнил за час двухдневное задание вашей фрезой, — сказал пожилой фрезеровщик.

Сам Коля стоял рядом и смущенно и радостно улыбался.

— Ну как, хорошая фреза? — спросил я.

— Очень хорошая, — ответил Коля, явно не собираясь снимать ее со станка.

— Ну, тогда возьми ее себе в подарок, — сказал я.

Подошел мастер и предложил Коле снять фрезу: — Давай ее мне, я закажу по ней в инструментальном цехе штук двадцать таких же.

— Не дам фрезу, — твердо заявил фрезеровщик.

Назревал конфликт.

— Я вам оставлю чертежи, и по ним вы сможете сделать такие же фрезы! — разрядил я накалявшуюся атмосферу.

— А фрезу оставьте Коле, он первый здесь ее освоил, пусть он и работает.

Не меньший успех имели накатники и метчик-протяжка.

На другом заводе мы подружились с рабочими экспериментального цеха. Здесь не было ни одного «просто рабочего» — каждый был или рационализатор, или изобретатель. Так уж, видимо, подбирались кадры в этом цехе.