Жизнь под маской

– Может, просто совпадение?

– А может, родители просто не знают, почему она падает?

– Подозреваете эпилепсию?

– Девушка раздражительна, несобранна, взгляд отсутствующий, аппетит плохой; словом, полный набор… Согласен, современная медицина эпилепсию не лечит, но я уже привык к чудесам, которые ты проделываешь.

– Смог бы я делать эти чудеса, если бы вы не объясняли каждый мой шаг с научной точки зрения мне же самому… Но вы же понимаете, ничего нельзя обещать наверняка.

– Хуже ей уже не будет, но, если удастся, в твоем активе прибавится ещё один здоровый человек. А вдруг в мозгу у неё опухоль? Тогда можно будет с чистой совестью браться за нож.

Лишь они подошли к воротам, как из будки выглянул вооруженный охранник.

– Профессор Подорожанский с ассистентом? – спросил он, заглядывая в какую-то бумажку. – Документик какой-нибудь имеется?

Профессор протянул заранее приготовленный паспорт.

– Вас сопроводить? – козырнул тот.

– Спасибо, мы знаем дорогу.

На пороге огромной квартиры с высокими потолками их встретила пожилая рыхлая женщина без следов косметики на лице, отчего оно выглядело ещё более тусклым и невыразительным.

– Как чувствует себя больная, а, Саломея Гавриловна? – бодро осведомился профессор, снимая галоши.

Ян нерешительно топтался у порога в ботинках – на левом носке у него была дыра, которую он не успел зашить.

– Если хотите, молодой человек, можете надеть вот эти шлепанцы, кивнула хозяйка; как бы она ни выглядела, чувство собственной значимости, отразившееся в этом кивке, было явно гипертрофированным.

Юноша снял правый ботинок, сунул в тапочек правую ногу и, только бдительное око женщины оторвалось от его ног, быстро надел и левый.

– Доктор Левин прописал Надюше днем бром, а на ночь – люминал, рассказывала между тем Саломея Гавриловна. – Теперь она всё время дремлет. Хорошо ли это?

– Посмотрим, Саломея Гаврииловна, посмотрим. Хотя, согласитесь, домашнему врачу виднее… Надя в спальне?

– В спальне, – вздохнула её мать.

Ян вслед за профессором вошёл в комнату. На кровати в подушках полусидя-полулежа покоилось юное хрупкое создание – то ли человек, то ли эльф. На бледном худеньком личике застыли отрешённые карие глаза; крошечный носик и тонкие бескровные губы дополняли ощущение того, что жизнь в этой девушке не бьет ключом, как в других её сверстниках, а чуть теплится. Она являла собой такую иллюстрацию беспомощности и покорности судьбе, что у Яна защемило сердце.

Подорожанский подошел к кровати и откинул одеяло.

– Повязка наложена вполне грамотно, – определил он. – Молодец этот ваш доктор Левин!.. Ну а теперь, голубушка, нам бы хотелось остаться с больной наедине!

– Но, профессор…

– В чём дело? Вы мне не доверяете?

– Доверяю.

– Вот и ладненько. Распорядитесь пока насчет чаю, на улице вконец похолодало!

Женщина вышла, неслышно прикрыв за собой дверь.

– Давай! – кивнул Яну Подорожанский. – Перевязка подождёт!

Юноша приблизился к лежащей, её взгляд не отразил никакого интереса. Девушка как будто смотрела сквозь него, куда-то за пределы комнаты и вообще разумного мира. Ян простёр руки над её головой. Импульсы привычно сбежали с рук и проникли под черепную коробку. Он стал рассказывать профессору, что "видели" его руки.

– Опухоли нет, но есть рубец, ещё свежий, недавно образовался. Может, кто-то ударил её по голове или на голову что-то тяжелое упало…

– Попробуй разгладить этот рубец. Сосредоточься!

Ян закрыл глаза и мысленно, пальцами стал разглаживать уплотнение. Тонкие нервы в мозгу шевелились будто живые. Они уже приросли к шраму и теперь пульсировали, разыскивая свои прерванные концы. На лбу целителя выступил пот. Профессор, будучи наготове, промокнул ему лоб марлевой салфеткой.

– Кажется, всё, – выдохнул Ян. – Нет у неё больше никакого рубца.

Он покачнулся, и профессор поспешно подвинул ему стул.

– Посиди.

– Надо вам помочь.

– Не надо. Отдохни. Я сделаю укол болеутоляющего и сам перебинтую ключицу… Как жаль, что эта девочка так и не узнает, кто подарил ей полноценную жизнь!

Саломея Гаврииловна робко поскреблась у двери.

– Заканчиваю, голубушка, заканчиваю, – проговорил, как пропел, Подорожанский: радость буквально распирала его.

– Что-то она глаза не открывает, – обеспокоился Ян.

Профессор привычно приподнял девушке веко.

– Не переживай, хлопчик-горобчик, девочка заснула. И проснётся почти здоровой: ключица, конечно, ещё поболит!

Они вышли в гостиную.

– Доктору Левину передайте, – проговорил профессор, – что я запретил давать и бром, и люминал. Надя теперь и без таблеток будет хорошо спать. Если он в чём-то сомневается, пусть на кафедре меня найдёт, я ему все объясню… Да, и ещё: проснется Надя, попросит есть, давайте ей всё без ограничений. Не бойтесь, если покажется, что ест много – значит, организм требует!

– Думаете, Надюша выздоровеет? – спросила их хозяйка квартиры, в тревоге за дочь растеряв всё свое превосходство.

– Непременно! Будет опять подвижной, веселой, привычной Наденькой.

– А что же с нею такое было?

Алексей Алексеевич добродушно похлопал её по руке.

– Пусть это останется моей врачебной тайной.