Жизнь побеждает (с иллюстрациями)

Тамара Сергеевна стояла с ребенком на руках, вглядываясь в темноту ночи. Ей показалось: кто-то стоит за кустом, — и не один. Кто-то подбирается, ползет.

«Неужели это враги? Может, десант высадили?..»

Она хотела захлопнуть дверь, но мужской голос тихо сказал по-русски:

— Мы за вами приехали. Пока затишье — скорей собирайте ребят. Сажайте их в грузовики. Машины за деревьями.

Бережно, на руках, вынесли спящих малышей. Старшие ребята сразу проснулись; кто, мог, деятельно помогал взрослым. Наконец разместили всех. Проверили, не осталось ли что в подвале. Грузовики медленно выехали из сада.

Едва спустились под гору — обстрел возобновился. Но автомобили уже мчались по шоссе. Снаряды туда не долетали.

Детей поместили в школу недалеко от Ораниенбаума. После подвала жизнь там показалась раем. Кроватей и многих необходимых вещей не было, зато воздуху — сколько хочешь, и воды тоже. Хлеб и провизию получали в Ораниенбауме.

Дети жили дружной семьей. Да иначе и нельзя было: слишком близко находился враг.

Осажденный Ленинград помнил об оставшемся на «пятачке» детском доме. Неожиданно на пароходе вернулись из Ленинграда два воспитателя, ранее отправленные туда. Они сообщили, что ночью предстоит эвакуация детей морем.

— Путь опасный. Залив обстреливается. Но другого выхода нет. Оставаться здесь вам еще опаснее.

Тамара Сергеевна следила за сборами. В любое время могли сообщить, что пароход подошел.

— Многое зависит от погоды, — говорили вернувшиеся. — Самое главное, чтобы ночь была темная.

Ночь выдалась темная-претемная. Детдомовцев на машинах подвезли к военной пристани. В абсолютном мраке, безмолвно, происходила посадка.

Пароход отошел совсем неслышно. Он двигался вдоль берега. Тамара Сергеевна, разместив в трюме детей и уложив свою трехлетнюю дочку, вышла на палубу.

Петергоф горел. И чем ближе подвигались к нему, тем светлее становилось на пароходе. Почти не смолкали орудийные выстрелы.

«Нас будут обстреливать!» — подумала она.

Пароход подходил к самому опасному месту. Миновали Мартышкино. Детство Тамара Сергеевна провела неподалеку от этого берега. Знает здесь каждый поворот, любую тропинку найдет. У самого моря раскинулся рыбачий поселок Бобыльск. На горе — Старый Петергоф. Как он пылает! Отсвет пожара лег на море. Словно не вода, а кровь разлилась. Вот красная полоса уже близко. Пароход вошел в нее. Выстрел!.. второй!..

— В нас!

— Задний ход!.. Полный вперед!.. — слышны команды капитана.

Опять выстрел. Еще ближе… Залило всю палубу.

— Вперед!..

Несколько выстрелов один за другим. Пароходик бросает из стороны в сторону. Наши пушки отвечают из Кронштадта. В небе зарокотали наши самолеты. Обстрел прекратился.

Освещенный заревом пожара, пароход плывет вблизи Нового Петергофа. Капитан настороженно следит за берегом. Он весь как натянутая струна. Кажется, чувствует, куда упадет снаряд…

«Совсем молодой, а какая у него воля и сила духа!» — думает Тамара Сергеевна. И сама она как-то подтянулась. Они должны вырваться из этого ада!

Опять посыпались снаряды. Опять закачало маленький пароходик. Снова ударили пушки Кронштадта.

— Полный вперед! — раздалась команда капитана.

Пароход рванулся и словно полетел по воде. За короткое время удалось миновать опасное место. Немцы обстреливали, но снаряды теперь ложились за кормой, и пароход шел спокойнее.

Утром он был уже в Ленинграде. Город, залитый солнцем, казался таким родным, прекрасным! И даже выстрелы здесь не пугали. Все чувствовали себя дома.

Прибывших детей в скором времени перевезли в глубокий тыл. Когда ребята узнали, что Иван Иванович не поедет с ними в эвакуацию, поднялся страшный шум. Воспитанники в нем души не чаяли. Они просили его не оставлять их. Иван Иванович сам был взволнован. Ему нелегко было расставаться с детьми.

— Я ухожу в армию, — сказал он, — и вернусь к вам снова, как только война кончится. А вы растите, учитесь и горячо любите нашу дорогую Родину.

Тамара Сергеевна осталась в Ленинграде. В детдом стали поступать новые воспитанники.

Иван Иванович не порывал связь с детдомом. Он переписывался с директором. Тамара Сергеевна знала, что он участвовал в сражениях, был ранен, снова вернулся на фронт и вступил в партию. Иван Иванович помнил всех детей и постоянно спрашивал о них. Но Тамара Сергеевна писала ему о вновь принятых воспитанниках. «А эвакуированные вернутся к нам только после окончания войны. Надеемся, что тогда вы сами с ними встретитесь».

Жертвы войны и блокады — таков был новый состав воспитанников детдома. Изнуренные, искалеченные, они требовали исключительно умелого ухода. Когда старый доктор согласился работать в детдоме, Тамара Сергеевна поняла, что этот опытный, знающий врач для нее настоящая находка.

Нелегко было Наде заставить заговорить Дмитрия Яковлевича. Он долго отмалчивался, уверял, что у него нет времени. Однажды Надя встретила его в столовой и прямо обратилась к нему:

— Скажите, доктор, как подойти к детям? Мне хочется много, много сделать для них!

— Если есть желание, это уже многое. Ребята у нас хорошие.

Доктор разговорился. Вспомнил о блокаде.