Жизнь пчел. Разум цветов

Злосчастная Prosopis по отношению к обитательницам ульев занимает то же положение, что и пещерный человек по отношению к счастливым жителям наших городов. Может быть, вы не раз видели в запущенном углу вашего сада хлопочущую в кустарниках пчелку, не обратив на нее внимания и не подозревая, что имеете перед собою почтенную прародительницу, которой мы, вероятно, обязаны большинством наших цветов и плодов (полагают, что более ста тысяч различных родов растений погибло бы, если бы пчелы перестали их посещать) или, кто знает, может быть, даже нашей цивилизацией, ибо все в природе связано друг с другом очень таинственною связью. Она красива и резва – распространена более всего во Франции, – одета в изящный черный костюм с белыми крапинками; но за этим изяществом скрывается невероятная нищета – она живет впроголодь! Она почти гола, тогда как все ее сестры снабжены пушистым и теплым руном. Она не обладает ни одним из орудий труда. У нее нет ни корзиночек для собирания цветеня, как у Apidae, ни бедренных кисточек, заменяющих у Andrénnes корзиночки, ни щеточек на брюшке, как у Gastrilégidae. Ей приходится с большим трудом собирать пыль с чашечек при помощи одних лишь лапок и проглатывать ее, чтобы отнести в свое логовище. Кроме языка, рта и лапок, у нее нет других орудий, между тем ее язык слишком короток, лапки слишком слабы, челюсти бессильны. Не будучи в состоянии ни вырабатывать воск, ни прогрызать деревья, ни копать землю, она строит неуклюжие галереи в мягкой сердцевине сухих корней, ставит туда несколько грубо слепленных ячеек, снабжает их небольшим количеством пищи, предназначаемой для детей, которых ей никогда не придется увидеть, и, таким образом исполнив свою жалкую задачу, цель которой известна ей не более, чем нам, она удаляется в какой-либо далекий угол, дабы умереть там так же одиноко, как и прожила свой век.

X

Мы не будем останавливаться на тех многочисленных промежуточных видах, на которых можно бы проследить за постепенным удлинением язычка для более успешного черпания нектара из длинных венчиков цветов, первоначальным появлением и дальнейшим развитием аппарата для сбора цветеня, за ростом шерсти, кисточек и щеточек на бедрах, пятках и брюшке; сделавши это, мы увидели бы, как мало-помалу укреплялись ножки и челюсти пчел, заметили бы образование полезных выделений и убедились бы, что гений, руководящий постройкой жилищ, делает во всех отношениях замечательные усовершенствования. Такая работа не поместилась бы в целой книге; я же хочу посвятить этому вопросу лишь одну главу, даже меньше, чем главу, – одну страницу, которая покажет нам, как через все робкие попытки воли жить и быть по возможности счастливее заметно зарождение, развитие и упрочение социального интеллекта.

Мы видели уже несчастную Prosopis, безропотно переносящую свое одинокое существование среди этого огромного и полного грозных сил мира. Многие из ее сестер, принадлежащих к племенам уже лучше вооруженным и более смышленым, например прекрасно одетая Colléte или чудесная закройщица розовых листьев Meganchile, живут в таком же полном одиночестве, и если к ним кто-либо и пристанет, то уж непременно это или враг, или паразит. Мир пчелиный населен фантомами более причудливыми, чем наш; многие виды пчел преследуются как бы таинственными, инертными двойниками, чрезвычайно схожими с избранными ими жертвами.

Они отличаются от своих жертв лишь тем, что благодаря продолжавшейся веками бездеятельности утратили все орудия труда и живут исключительно за счет трудолюбивой половины своего племени[19].

Однако ж среди пчел, которым дано слишком категорическое название Apides solitaires, подобно пламени, задушаемому тяжелой материей, тушащей всякую первоначальную жизнь, разгорается уже там и сям, в самых неожиданных направлениях, социальный инстинкт; робкими и нерешительными шагами пробивается он сквозь стоящую у него на дороге толщу.

Если все в этом мире состоит из материи, то как не поразиться проявлением здесь уже самого имматериального движения материи. Тут дело идет уже о том, чтобы превратить эгоистическое, случайное и неполное существование в братскую, более прочную и более счастливую жизнь. Дело идет о том, чтобы идеально соединить в духе то, что реально разъединено в теле, достигнуть подчинения, до степени принесения себя в жертву, индивида роду, заменить осязаемое неосязаемым. Нужно ли удивляться тому, что пчелы не могут реализовать сразу такой вещи, которую разрешить не в состоянии и мы с высоты своей привилегированной точки зрения, рассыпающей лучи света во все углы сознания? Не менее любопытно, а иногда даже трогательно, наблюдать трепетание новой идеи, пробивающейся сперва ощупью сквозь мрак, окутывающий все рождающееся на земле. Она исходит из материи, она еще вся материальна. Она состоит лишь из холода, голода да трансформированного страха, еще не получившего выражения. Она смутно соприкасается с большими опасностями, длинными ночами, приближающейся зимою, этим подобием смерти.

XI