Этот, хотя и редко наблюдаемый в природе с такою отчетливостью, случай не является тем не менее феноменом, единственным в своем роде. В данном же случае перед нами происходит во всей его наготе конфликт между самосознающей, жаждущей жизни волей майки и той непроницаемою, общею волею природы, которая, не идя вразрез с желаниями майки жить, обставляет достижение такой цели условиями совершенства их организма, идущими за пределы того, на что только способна двинуть маек их собственная воля. Но тут-то, в силу непредусмотрительности природы, предписываемое ею совершенствование для жизни организма майки обрекает на погибель даже наиболее приспособленных из них до такой степени, что Sitaris Collètis уже давно исчезли бы с лица земли, если бы их отдельные, спасающиеся случайно от такого намерения природы, индивиды, не ускользали также и от действия самого по себе превосходного и дальновидного закона, требующего повсеместного торжества сильнейших.
Приходится признать, что великая, кажущаяся стихийной, но по существу, конечно, разумная сила, – ибо в организуемой и сохраняемой ею жизни присутствует всегда разум, – впадает в заблуждение. Но допустимо ли это? Допустимо ли, чтобы высший разум, к которому мы обращаемся, когда доходим до границ нашего собственного сознания, впадал в ошибки? А если это так, то к кому же тогда апеллировать?
Но возвратимся к тому вмешательству природы в естественное зарождение жизни, которое принимает форму партеногенеза. Не следует при этом забывать о том, что данные явления, кажущиеся нам совершающимися в страшно далеком от нас мире, вовсе не так от него далеки. Прежде всего, очень возможно, что и в нашем организме, которым мы так кичимся, все происходит таким же путем. Воля или дух природы, управляющие нашим желудком, сердцем и бессознательною частью нашего головного мозга, не должны ничем отличаться от духа и воли, которым подчиняются самые простые животные, растения и даже минералы. Далее, кто осмелится отрицать вмешательство посторонних, более скрытых, но потому и более опасных, фактов и в сфере сознательной деятельности человека? В рассматриваемом нами случае кто же, в конце концов, прав: природа или пчела?
Что произошло бы, если бы одаренные большим послушанием или большею понятливостью пчелы, усвоив вполне намерение природы, стали бы до бесконечности размножать самцов? Не рисковали ли бы они судьбою всего своего рода? Можно ли верить в существование в природе таких целей, проникновение в которые опасно, а ревностное следование им гибельно, и следует ли верить, что в числе