Жизнь Николая Клюева

Но и тайны безымянных могил раскрываются с течением времени. В 1990 году было опубликовано сообщение И.Г. Морозова, который летом 1956 года, будучи студентом Томского коммунально-строительного техникума, оказался во время производственной практики очевидцем обнаружения массовых захоронений 1930-х годов. Копая котлован под фундамент будущего здания на площадке «между заброшенным польским кладбищем и тюрьмой», студенты «отрыли что-то непонятное». Это были человеческие останки. Примчался ректор Горбенко (тот самый! Георгий Иванович Горбенко, бывший оперуполномоченный Томского горотдела НКВД, проводивший обыск и арест у Клюева 5 июня 1937 года, затем – допрос и прочие следственные действия* [«Умер он, – сообщает о Горбенко Л.Ф. Пичурин, – в 1972 году, окруженный почетом и уважением, так ни в чем и не покаявшись»]); с ним прибыли «трое солидных мужчин». Внимание привлек к себе черный чемодан, торчавший среди трупов; когда его попробовали извлечь, он легко развалился от ветхости. «В чемодане были, – рассказывает очевидец, – беспорядочно скомканный черный шевиотовый костюм, нижнее белье, завернутые в клеенку книжечка и фотография и две бутылки водки. <...> Книга была из плохой желтой бумаги. Стихи неизвестного мне поэта. На фото огрудно были два человека в пальто и зимних шапках, молодой и старый».

Оказавшаяся поблизости старушка «с коровой на веревке» рассказала, что в томскую тюрьму свозили арестантов со всей Западной Сибири. «Тюрьма была переполнена, и этапников до ночи держали во дворе под пулеметными вышками. К основной зоне к ограде кладбища примыкала вторая зона, где днем уголовники-малосрочники рыли глубокие ямы. Ночью новоприбывших выводили небольшими группами и расстреливали из наганов. Сваливали кучей, с узлами, мешками и чемоданами и зарывали».

(Должно быть, в ту последнюю ночь его и подняли по команде: «С вещами! На выход!»).

В начале 1970-х годов, завершает свой рассказ И.К. Морозов, он купил трехтомник Есенина и увидел точно такую же фотографию, «как и в могиле». Это были Есенин и Клюев.

Кто еще мог взять с собой в томскую тюрьму стихи и фотографию Есенина! Смотреть в любимое, дорогое лицо – единственное и последнее утешение смертника.

Через несколько месяцев в московскую квартиру Н.Ф. Садомовой зашли двое мужчин. Не представившись, сказали, что оказались в Москве случайно, проездом из Томска, и сообщили:

«Николай Алексеевич Клюев умер в Томской тюрьме».

Ничего не добавив, ушли.

А через двадцать с лишним месяцев из Новосибирска в Томск отправилось предписание (дата – 10 июля 1939 года):

«Начальнику Томского ГО НКВД

В вашем районе отбывает ссылку ссыльный Клюев Николай Алексеевич. Срок ссылки ссыльному Клюеву закончился 2/П 39 года, об освобождении его из ссылки никаких сообщений нет. В трехдневный срок сообщите в 1-й спецотдел НКВД, когда освобожден и куда выбыл. Если же ссыльный Клюев не освобожден, то немедленно освободить и выдать справку.

Зам. нач. 1-го спецотдела УНКВД НСО

ст. лейтенант госбезопасности Дасов

Пом. оперуполномоченного Лушпий».

Чем было вызвано столь заботливое внимание к ссыльному поэту, давно уже истлевшему в общей могиле, – до сих пор необъяснимо и странно. Одна из неразгаданных клюевских тайн.

Заключение

Кто же он был? Завершая книгу, мы видим, что на этот главный вопрос невозможно дать простой и ясный ответ. Своеобразие Клюева коренится в его многогранности. Как творческая личность он вобрал в себя целую эпоху российской жизни с ее пристрастиями, противоречиями, крайностями. Выходец из деревни, но не крестьянин. Человек религиозного склада и одновременно – радикально «левый» народник. Эрудит-книжник и страстный противник «культуры». Поэт, достигший высокого мастерства, и стилизатор, устремленный к фольклору и архаике. Все это, как и многое другое, совмещалось в Клюеве и по-разному проявлялось – то явственней, то слабей – в различные периоды его творческой жизни. Можно согласиться с отзывом Брюсова, раздраженно писавшего о Клюеве в 1920 году: «Полу-крестьянин, полу-интеллигент, полу-начетчик, полу-раскольник...»