Жизнь Наполеона

7. 30 июля была учреждена военная школа с целью дать возможность дворянам воспользоваться преимуществами, какие даровал им ордонанс 1751 года.

8. Канцлер собственной властью установил налог на патенты судей, на свидетельства о натурализации и на газеты.

9. Вопреки точному тексту Хартии правительство, когда ему не удалось провести закон о реорганизации кассационного суда, преобразовало его путем ордонанса и уволило нескольких судей, пользовавшихся большим уважением; с этого момента судьи стали продажными. Этот суд обеспечивает во Франции соблюдение законов; он представляет собою весьма важный рычаг системы внутреннего управления и до того времени, о котором идет речь, превосходно выполнял свою задачу.

Глава 81. Нарушение Хартии (продолжение)

Хартия — хотя лица, составлявшие ее, и не подозревали об этом — состоит из двух частей. В первой своей части она подлинная конституция, иными словами — руководство к составлению законов, закон о порядке издания законов; во второй — она является мировой сделкой между партиями, разъединяющими Францию.

10. Самая важная статья этой второй части — статья 11-я, которая гласит: «Запрещается преследовать за мнения и за голосования, имевшие место до Реставрации». Забвение прошлого предписывается как судам, так и всем гражданам[319].

Поскольку речь идет о народе ребячливом и тщеславном, статья эта была одною из тех, которые имели меньше всего значения для авторитета королевской власти. Во Франции всегда презирают тех, кто в немилости, и лица, охраняемые этой статьей, выказали бы себя самыми бесстыдными льстецами. Но министры проявляли то же недомыслие, что и весь народ. Они хотели во что бы то ни стало удалить некоторых членов кассационного суда. Во дворцах монархов люди всегда стараются заранее выполнить предполагаемые намерения властителя[320].

11. Для людей, не знавших заправил того времени, еще более удивительной глупостью было исключение из Академии пятнадцати ее членов. Этот столь смехотворный переворот оказался значительным по своим последствиям. Он ошеломил народ; то была предпоследняя капля в чаше, переполненной до краев: французский народ на другой же день прогнал бы Бурбонов, если б он мог это сделать. Какое значение имело как для Бурбонов, так и для французов, состояли ли в числе членов Института следующие лица: Гюитон-Морво[321], Карно, Монж[322], Наполеон Бонапарт, Камбасерес, Мерлен, Редерер[323], Гара, Сьейес, кардинал Мори, Люсьен Бонапарт, Лаканаль[324], Грегуар, Жозеф Бонапарт и Давид[325]?

Невероятно во всем этом то, что устраненных удалось заменить другими лицами. Нашлись люди, которые согласились на основании ордонанса стать членами корпорации, вся сила которой основана на общественном мнении. Во времена д’Аламбера[326] и Дюкло[327] этого бы не случилось. А еще удивляются тому, что наибольшее нравственное падение в Париже наблюдается среди литераторов[328].

Глава 82. Возврат к старому порядку

Хорошо известно, каким способом при Наполеоне составлялся Законодательный корпус. Сенаторы назначали людей, которым покровительствовали кухарки этих сенаторов. И, однако, так велика была энергия, которую вдохнул в народ культ славы, так велико было презрение этого народа к мелким дрязгам, что ни одна из палат, назначенных во время Реставрации, не пользовалась таким уважением, как та, где блистали г-да Дюрбак[329], Лене, Бедок[330], Ренуар, Сюар[331], Фложерг. Речи этих почтенных людей служили утешением для народа. В ту пору все, что имело отношение к правительству, проникалось подлостью.

Завзятые роялисты, фанатики-эмигранты при одном упоминании о Хартии и о либеральных идеях улыбались с вызывающим презрением. Они забывали, что человек, поставивший их на ноги, великодушный Александр, настоятельно советовал Сенату дать Франции установления прочные и либеральные. Повсюду возникали бесчисленные тревожные слухи, возвещавшие народу скорое восстановление старого порядка.

Министры — любимцы короля, г-да Д[омбрей], Ф[ерран], М[онтескью], Б[лака] по всякому поводу публично восхваляли принципы абсолютной монархии. Они во всеуслышание сожалели о порядках, существовавших в старой Франции, где якобы во всех сердцах, без различия сословий, были запечатлены слова «бог и король»[332].

Разумеется, не были забыты и столь же священные права верного дворянства. Быть может, не всем памятно, что эти права заключались в ста сорока четырех налогах самого различного свойства[333]. Наконец, военный министр, герцог Фельтрский, не прославившийся никакими боевыми заслугами, осмелился заявить с трибуны: «Воля короля — закон» — и был произведен в маршалы. В конце концов — кто бы мог это подумать? — г-на де Шатобриана сочли недостаточно убежденным роялистом. Его ответ на статью генерала Карно подвергся в этом отношении резким нападкам[334].

Глава 83. Национальные имущества