Жизнь Наполеона

В Тильзите Наполеон потребовал от России лишь одного: чтобы она закрыла для Англии свои гавани. Русская армия всецело была в его власти; император Александр сам признался, что прекратил войну потому, что у него не хватило ружей. Эта армия, в наши дни столь внушительная, в то время находилась в плачевном состоянии[1]. Царя спасло то обстоятельство, что император в бытность свою в Берлине провозгласил континентальную блокаду. Александр и Наполеон вели друг с другом задушевнейшие беседы и вступали в споры, которые очень удивили бы их подданных, если бы последние имели возможность их слышать. "В продолжение тех двух недель, что мы провели в Тильзите, - рассказывал Наполеон, - мы едва ли не каждый день обедали вместе; мы рано вставали из-за стола, чтобы отделаться от прусского короля, который нам докучал. В девять часов император в штатском платье приходил ко мне пить чай. Мы не расставались до двух - трех часов утра, беседуя о самых различных предметах; обычно мы рассуждали о политике и философии. Он человек весьма образованный и придерживается либеральных взглядов; всем этим он обязан полковнику Лагарпу, своему воспитателю. Иногда я затруднялся определить, что проявляется в чувствах, им выражаемых, - подлинное ли его мнение или же воздействие того столь обычного во Франции тщеславия, которое побуждает людей высказывать взгляды, резко противоречащие их положению". Во время одной из этих бесед, происходившей с глазу на глаз, императоры долго обсуждали вопрос о сравнительных преимуществах монархии потомственной и монархии избирательной. Потомственный деспот горячо защищал избирательную монархию, а воин, взысканный успехом, отстаивал наследственные права. "Как мало вероятия, что человек, случайно, в силу своего рождения, призванный к власти, обнаружит дарования, необходимые, чтобы управлять государством!" "Как мало людей, - возражал Наполеон, - обладали теми качествами, которые дают право на это высокое отличие! Цезарь или Александр встречаются раз в сто лет, если не реже; вот почему избрание, как-никак, все же является делом случая, и наследственный порядок, безусловно, лучше, нежели игра в чет и нечет". Наполеон покинул Тильзит в полной уверенности, что приобрел дружбу императора Александра, уверенность в достаточной мере нелепая, но это заблуждение прекрасно, оно столь возвышенного свойства, что посрамляет тех, кто клевещет на императора; в то же время оно показывает, что Наполеон не был создан для политики. Его перо всегда наносило ущерб тому, чего он достигал мечом. Будучи проездом в Милане, он беседовал с Мельци о континентальной блокаде, в ту пору являвшейся, что было вполне естественно, любимым предметом его разговоров. Этот замысел имеет большую ценность, чем вся жизнь кардинала Ришелье. Он едва не увенчался успехом, и вся Европа снова к нему возвращается[2]. Мельци указал Наполеону, что Россия обладает сырьем, но не имеет промышленности, и что маловероятно, чтобы царь долго соблюдал обязательство, явно нарушавшее интересы дворян, столь опасных в этой стране для ее правителей. Наполеон ответил, что рассчитывает на личное дружеское расположение, которое он внушил Александру[3]. Итальянец подскочил от изумления. Непосредственно перед тем Наполеон рассказал ему эпизод, показавший, как мало можно было рассчитывать на могущество Александра, даже если бы личные его симпатии были на стороне Франции. В Тильзите Наполеон выказал особую учтивость генералу Беннигсену. Александр это заметил и спросил Наполеона о причине такого внимания. "Откровенно говоря, - сказал Наполеон, - я этим путем хочу снискать вашу благосклонность. Вы препоручили ему свою армию, и того, что он пользуется вашим доверием, достаточно, чтобы он внушил мне чувство уважения и дружбы"[4].

[1] См. вышедшую в свет в 1806 г. брошюру генерала Уильсона. [2] "Еще один год настойчивости - и она удалась бы". [3] Эти сведения, дословно заимствованные из "Edinburgh Review" ? 54, приводятся без ручательства за их достоверность. [4] Продолжение см. в "Edinburgh Review" ? 54, стр. 486.

ГЛАВА XXXV

ВАГРАМСКАЯ КАМПАНИЯ