Жизнь наоборот

Алина покрутила головой, пытаясь войти в прежнее состояние. Этакий коллапс, явно к перемене погоды. Температурные скачки погубят человечество. Но это не атмосферная буря. Здесь что-то другое. Организм взбунтовался. Что же вызвало острый приступ тоски? Алина прислонилась к грязной стене дома, не обращая внимания на налёт копоти и пыли. В эту минуту Алину ничто не волновало, даже чрезмерная чистоплотность. Она хотела понять себя, найти причину внезапного недомогания. Мимо спешили редкие прохожие. Выравнивая дыхание, Алина одновременно прислушивалась к себе. Пульс уже не частил. Стало легче дышать. Сердце не выскакивало из груди. В висках прекратили крутить шуруповёртом.

Постепенно отчаяние растворилось в воздухе. Алина отцепилась от стены и побрела в отдел. Перед глазами стоял маленький мальчик. Он всматривался в лицо Алины и ждал-ждал-ждал. А она отворачивалась от него, пряча глаза. Клонилась книзу, лишь бы не встретиться с малышом взглядом. Его тонкие ручки мельтешили вокруг шеи, словно сжимались в тугое кольцо. Алина почувствовала, что вновь задыхается. Она набрала воздуха в лёгкие и поднялась на цыпочки, не замечая удивлённых взглядов прохожих. Людей на улице стало больше. Они, как большие птицы, всё кружили и кружили вокруг Алины, словно слетались на мертвечину. А она, запрокинув голову, широко открыла рот, боясь, что уже никогда не вдохнёт городской воздух, наполненный угарным газом от автомобильных выхлопов. Вдохнула. Выдохнула. Приняла прежний облик и припустилась бежать, забыв, что надела модельные ботиночки. И не на каблуках, но ходить невозможно. В них только кросс и сдавать! Адская боль, вызвавшая приступ тоски, не проходила. Алина уже ничего не чувствовала, кроме одного — быстрее добежать до отдела. Вдруг упустит время? Не упустила. Дежурный сидел за столом и что-то писал. Алина проскочила сквозь ограждение, устроенное в целях защиты от террористов, и очутилась перед столом.

— Где он?

— Кто? — нахмурился дежурный, не поднимая головы.

— Ребёнок? Тот, что с улицы Кленовой, сам меня туда послал! — рассердилась Алина.

— В больницу отвезли, ты же сама акт оформила и сдала с рук на руки, — хохотнул дежурный, отодвигая журнал, — ты что, Кузина, с глузду съехала?

— Сам ты съехал, — разозлилась Алина, — я знаю, что он в больнице, но в какой? Как узнать?

В дежурную часть потихоньку набирался народ. Предстояла пересменка.

— Позвони в «скорую» — диспетчер скажет, в какую именно больницу отвезли твоего недоноска.

Дежурный отмахнулся от Алины и отошёл к окну. Она подскочила к нему и выкрикнула:

— Он — не недоносок! И он — не мой! Пока. Почему недоносок?

— У бомжей не бывает нормальных детей. Он — недоносок. Проклятый еще при зачатии, — недовольно буркнул дежурный и отодвинулся от Алины.

Она помахала сжатыми кулаками, попрыгала перед ним, разевая рот, не имея сил и возможности что-то произнести. Алина словно забыла все слова. Всё на свете забыла, настолько сильным были отчаяние и обида.

— Ты чего ко мне прицепилась, Кузина? — рассвирепел дежурный. — Мне не до тебя! Смотри, сколько входящих звонков. Весь город с ума сошёл. А ты иди на рабочее место. Иди! И не думай о плохом. Начнёшь о бомжах думать — быстро в ящик сыграешь. Их много, а ты одна! Мне на твои похороны скидываться не хочется. Молодая ты ещё. Молодая и ранняя.

Наступила тишина. Сбоку сопели постовые, перевооружаясь, бряцали затворами, щёлкали магазинами, проверяя боеспособность пистолетов.

«Я найду этого ребёнка и усыновлю! Он будет моим. Только моим. Я сделаю его счастливым!»

Алине казалось, что она нашла выход из безвыходного положения. Она настолько сроднилась с будущим приёмным сыном, что не могла уже представить свою дальнейшую жизнь без него.

* * *

Несколько бессонных ночей окончательно доконали Алину. Она не могла ни о чём думать. Показатели, прибыли, успехи — ничего не трогало её. Всё казалось пустым и неважным. Будущее тоже отодвинулось. Нужно было что-то делать. Здесь и сейчас. Алина легко установила адрес больницы. Осталось собрать документы, но и с этим она быстро справилась. Когда Кузина пришла в отдел опеки, её встретили холодно. Женщины неопределённого возраста неприязненно смотрели в бумаги, на Алину лишь косились, не решаясь посмотреть ей в лицо. Холодное казённое помещение. Окна настежь, кондиционер работает, сами, как рыбы. Немые и снулые. Кругом столы, стулья. Сейфы. Много сейфов. Что они там прячут? Детей?

— Никто вам не отдаст этого ребёнка! Мать ещё не лишена родительских прав. А когда её найдут и лишат, мы подберём других усыновителей или опекунов.

— А почему мне нельзя отдать ребенка? — возмутилась Алина.

— Вы это, женщина, не кричите тут, видите, какая вы невыдержанная. А с приёмным ребёнком железные нервы нужны. А у вас их нет, — сказала приятная блондинка с чёрными корнями.

— К тому же у вас такая работа, что ребёнка нельзя доверить. Вы же в полиции работаете?

Алина обернулась. Вопрос задала вторая женщина — та, что сидела у стены. Злая, лет под пятьдесят, полная, брюнетка. Дурно пахнет немытыми подмышками. Почему они все такие злые?