Жизнь наизнанку

Единственное, что он помнил, это не совсем ясная фраза, тоже пульсирующая в его голове… «Ты станешь тенью… Сольешься с нами, как слился окружающий мир. Как слились сотни душ людей и тварей…»

Откуда эта фраза в его голове. И что она означает?

Он попытался припомнить, где слышал ее и при каких обстоятельствах. Не получилось. Только вдруг сильно разболелась голова, словно знание, которое хотел получить Антон, было под запретом…

Черт! Надо что-то делать! Если не изменяет память… Хотя это о чем он? Конечно, изменяет! Особенно сейчас. Но… Основные инстинкты в любом случае остаются. И он на уровне подсознания понимал, что если идти в одном направлении, то когда-нибудь тоннель чем-нибудь закончится…

Он пошел, медленно, осторожно, стараясь не отрывать руки от пульсирующей стены. Аккуратно ставя ноги и прислушиваясь к звукам вокруг.

Долго это продолжалось или нет, он не мог понять. Времени, казалось, не существовало. Казалось, оно слилось с бесконечной всепоглощающей тьмой. Что куда не пойди — темень, всю будет этот тоннель и тьма, и время, неизвестно зачем отсчитываемое капельками воды. Кап-кап — секунда… Кап-кап — вечность.

Черт! Так и свихнуться не долго. И так продолжаться не может…

И Антон не ошибся. Где-то за поворотом забрезжил свет. Он болью резанул по глазам, словно ножом. Парень, не удержавшись, вскрикнул, но странное дело, его голос прозвучал как-то странно. Неестественно. Не по-человечески.

Из-за поворота тут же раздались голоса. Обычные, людские. Но кричали что-то невразумительное…

— Готовьтесь, они снова идут!

— Разворачивай пулемет! Врубай прожектор! Нам нельзя пропустить их!

Кого пропустить? Антон обернулся. Неужели сзади, из темноты подкрадывались монстры? Единственным признаком их присутствия было отсутствие крыс, значит так и есть. Надо бежать.

И Антон бросился бежать, в сторону поста. Так быстро, как только мог, выкрикнув на ходу:

— Не стреляйте! Я человек! — И с ужасом понял, что из его горла рвется не поддающийся никаким объяснениям вой. Заунывный, заставляющий дрожать и сводящий с ума вой…

Он остановился, когда вспыхнул ярким пламенем прожектор, прикрыл руками глаза… Нет, не руки… Длинные худые трёхпалые лапы, покрытые матовой, растворяющейся в темноте кожей… Что это? Это же не его!

Раздался треск автоматной очереди, и Антон перестал существовать в действительности…

— Странный какой-то, — заметил один из бойцов, вглядываясь во тьму, где только что стоял Черный.

— Да мне тоже показалось, — согласился второй, — что этот необычный. Не как все, пер напролом. А сколько удивления было в его последнем вое…

— Хватит разглагольствовать! — Рявкнул командир. — Они так и подбираются, так и разжижают нам мозг… Смотрите лучше внимательней! А то странное было только одно — он был один…

Матерь божья. (миниатюра)

— Матерь божья! Прошу, одухотвори! Прошу, не дай сгинуть одинокой. Сведи меня с Павлом! Ну, тем, который на поверхность с Борисом Михайловичем выходит… Очень он уж полюбился мне… — Лицо просящей немолодой уж женщины лет сорока было слегка искажено. Невозможно было разобрать из-за чего. То ли из-за пляшущего света свечей, то ли действительно от чувства безысходности. От того, что у женщины давным-давно не было мужчины, не было опоры, которая так была нужна ей. Но…

Подобные мольбы, обращенные к НЕЙ, были столь частыми в условиях нового изменившегося мира, что ОНА оставалась практически безучастной к ним. Что поделать, а женщина в таких вопросах сама должна была проявить себя. Если учесть, что таких — одиноких — женщин полно вокруг. Хотя бы какие-то усилия приложила…

Следующим шел высохший средних лет мужчина. Говорил шепотом и часто-часто озирался, как будто боялся, что в очереди есть возможные соседи, или люди с его станции.

— Матерь божья! Благослови! Очень нужно! Зарплаты не хватает. Что такое две — три пульки в неделю? А мне ж нормально пожить хочется… — Этот тоже потерпит. Да, цинично, да — не великодушно, как от НЕЕ ожидают, но… Такое время: каждому по заслугам, каждому по потерям…

— Матерь божья! — Следующий в очереди ненадолго замолчал, как будто собираясь с мыслями. Парень. Лет пятнадцати. Худое и осунувшееся лицо. Мешки под глазами, напоминающие синяки… Через некоторое время продолжил. — Прошу! Не для себя прошу… Для брата. Благослови его! Пусть вернется домой с вылазки…

Что ж, надо постараться. ОНА всегда ничего не жалела для тех, кто просил не за себя. За брата… А что еще роднее в этом мире, кроме брата, сестры, матери или отца?.. Нет, надо сделать все возможное, чтобы его брат вернулся домой. Целым и невредимым…