Жизнь наградила меня

– Ах, ты елки-моталки, – восхитился Валя, – то-то я удивился, что быстро доехали. Ну вы и орлы-герои! И, что же, вас наградят за поимку и отпуск дадут?

– Да уж не без этого, – важно ответил Паша и вдруг спохватился. – Наградят – не наградят, а службу свою несем. Так что отдыхайте.

Он забрал миски и заторопился уйти, смущенный своей откровенностью.

– Ребята. – Леша явно встревожился. – Это же бред какой-то. Давайте требовать Демина.

Но на наши крики и стуки никто не отозвался.

Вечером нас снова караулил молчаливый Абдулаев. Все попытки вступить с ним в дружеский контакт потерпели фиаско. А наутро опять появился Булкин.

– Пашунчик, – ласково сказал Валя. – Какие новости?

– Какие тебе еще новости? – пробурчал Булкин. Он был не в духе.

– Позови Демина, поговорить надо.

– Где я его тебе возьму в такую рань? И вообще до завтрева капитан тут не ожидается.

– Так что же, нам и сегодня сидеть? – вскинулся Леша.

– Люди по двадцать лет сидят… и ничего, – назидательно сказал юный Булкин, закрывая за собой дверь.

– Мистика какая-то. – Леша хрустнул по очереди всеми десятью пальцами. – Так и впрямь можно сгинуть на двадцать лет.

– Не нагнетай атмосферу, старик, не те времена. Может, объявим голодовку? – предложила я.

– Блестящая мысль! – откликнулся Валя. – Когда Демин узнает, что мы отказались от шашлыков по-карски, он смертельно испугается.

– Но надо же действовать!

– Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Жрать охота, да и выпить не грех. – Валька повертел перед нашими носами пятирублевкой. – Грязно работают, не изъяли капитал.

Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.

– Паоло, друг, сгоняй в сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.

Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил.

– Паря, ты воще… того… соображаешь?

– Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы никакие не шпионы, и держат нас ни за что.

– Коли ни за что, так выпустят.

– А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?

– Куда еще?

– Да, говорю тебе – в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.

– В магазине человеческой еды отродясь не бывало, – убежденно сказал Булкин. – Так что нечего и ноги бить. – Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.

– Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, пять – туда, пять – обратно, пять – там.

Булкин тяжело вздохнул. Его доброе простецкое лицо выражало сочувствие и сомнение в дозволенности этого чувства.

– Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Демина сегодня не будет.

– Валяй, – вдруг решился Булкин. – Через пятнадцать минут чтоб был у меня тут как штык.

Валя вернулся секунда в секунду, держа в руках буханку хлеба, две банки бычков в томате и пачку «Примы». Под мышкой у него торчало что-то длинное, завернутое в газету.

– А это что? – показала я на сверток.

– Это-то? Колбаса копченая. «Краковская», что ли, или «Полтавская».

– Колбаса?! – задохнулся Булкин. – Колбаса в магазине?!

Как ужаленный, сорвался он с места и исчез, даже не притворив за собой двери.

Мы ошалело уставились друг на друга.

– Господа, – опомнился Валя. – По-моему, нас больше некому задерживать. – Он высунулся в коридор и поманил нас пальцем: – А ну, по-быстрому.

Мы выскочили из клетушки, и Леша осторожно щелкнул замком. В коридоре было пусто. Мы прокрались на цыпочках и оказались на улице. Нигде ни души. И тут мы рванули. Петляя между амбарами, мы проскочили железнодорожные пути, редкий лесок и кубарем скатились в песчаный карьер. Оттуда, пыхтя, медленно выползал груженный песком сорокатонный МАЗ. Мы замахали руками.

– Куда вам, ребята? – высунулся шофер.

– В Гаврилино или в ту сторону.

– Кильский цементный завод годится?

Мы закивали и забились в кабину. МАЗ медленно набирал скорость.

– Откуда вы такие нарядные? – шофер, разглядывал наши туалеты и обросшие физиономии моих друзей.

– Из лесу, вестимо. Геологи мы.

– И девка, что ли, геолух? Ну и дела-а.

Я высунулась из кабины – погони не наблюдалось.

– Эй, давай-ка свою колбасу, – вспомнил Леша, ломая буханку.

– «Полтавскую», что ли? – Валя торжественно развернул газету.

Перед нашими носами заблестела бутылка перцовки.

– Ну ты даешь! – восхитился Леша.

Шофер бросил на перцовку нежный, скользящий взгляд.

Валя сорвал зубами алюминиевую крышечку и пустил бутылку по рукам. Описав четыре полных круга, она вылетела в окно и, звякнув о валун, разлетелась вдребезги.

– А подумал ли кто о Паше, о трагичной его судьбе? – спросил Леша.

– Ни черта ему не сделается. Отсидит пятнадцать суток на гауптвахте за ротозейство… с учетом, что я пока не рябая и мне еще не сорок.

– «А люди, между прочим, по двадцать лет сидят, и ничего», – процитировал Валя.

Мы расслабились, закурили. Впереди показались ворота Кильского комбината, но шофер не высадил нас. В приливе братской любви он погнал свою громадину в Гаврилино и затормозил недалеко от палаток.

– Спасибо, старик, выручил. – Валя порылся в кармане и извлек рубль.