Жизнь наградила меня

С работой для тебя некоторое время будет довольно сурово, – при том, конечно, условии, что ты не возьмешься за старое, геологию, потому что со всякими точными дисциплинами тут оно проще, чем с преподаванием литературы, фенечки и т. п. Местных кадров навалом, и чувак со степенью за рулем такси не есть выдумка пропаганды, потому что чувак этот больше гребет за рулем такси и понимает это. Во всяком случае месяца два-три пробудете вы во взвешенном состоянии, и так как это неизбежно, лучше пробыть их в большом, вроде Н.Й., городе. И хотя я не советую рвать когти из Италии немедленно, с другой стороны, вы – и Витька в первую очередь – должны соображать, что раздача хлебов и рыб (в учебных заведениях, во всяком случае) производится именно в январе – феврале – марте.

Я хочу сказать, что всё устроится самым цивильным образом в любом случае. Если у тебя уж слишком разойдутся нервы, знай, что найдется тебе на черный день работенка в местном издательстве ("Ардис") на наборной пишущей машинке: печатать романы Набокова по-русски. Но это – на черный день, который, думаю, не настанет. А шанс этот покамест есть в Мичиганске.

Не знаю, успокоил ли тебя, но, киса, напиши мне про всех и вся, а? Понимаешь ли ты, что три с лишним года живу без сплетен? Это каково, образованному-то человеку! Что там Женюра, Толяй и иже, кто с кем и т. д. – интересно же. Что до меня – хотя понимаю, как тебе это скучно, – то я в высшей степени сам по себе и, в конце концов, мне это даже нравится – что-то в этом есть, когда некому слова сказать, опричь стенки. Что замечательно в этой стране, так это сознание, что ты он ер оун (on your own, т. е. "сам по себе". – Л.Ш.), и никто не…бет тебе мозги, что поможет, живот за тебя положит, то есть ситуация абсолютно лабораторная: беспримесная. Насчет общения у тебя, киса, определенно возникнут проблемы, но знаю, что ты их решишь. Что же касается Инглиша, то три месяца перед теликом сделают свое дело лучше всяких курсов Берлица – и вообще, запомни, что иностранных языков как таковых не существует: существует другой фонетический ряд синонимов.

Киса, уже третий час ночи, а мне еще рецензию на один роман века сочинить надо; так что я завязываю и надеюсь, что увижу тебя на цивильном итальянском фоне, т. к. собираюсь туда на Рождество, – если, конечно, евреи не дадут вам приказ на Запад.

Эх, не гулять больше под высокими стенами Исаакия, обсуждая личную жизнь Г.Н., не проносить гордо замшевую вещь под несытыми взглядами фарцов из кафе "Север" и не ставить кончерто гроссо Вивальди на проигрыватель, чтоб за стенкой не слыхали, как скрипят пружины матраса, на коем играешь с…»

Письмо кончается таинственным «ЖАМАИС!!!» (Это слово из нашего лексикона, шутливое произношение французского слова jamais – «никогда». – Л.Ш.)

В римском периоде нашей жизни мы были озабочены сиюминутными бытовыми хлопотами, например, поездками дважды в неделю на Круглый рынок за провиантом. Овощи и фрукты стоили там гораздо дешевле, чем в супермаркетах, но главной целью было раздобыть курицу по 100 лир за штуку. Особенностью такой курицы было отсутствие груди, которая продавались отдельно по более высокой цене. Безгрудые куры по прозвищу Крылья Советов были нашим главным питанием по дороге в Соединенные Штаты, и с тех пор – с грудями или без – я смотреть «на курей» не могу. Очень хотелось полакомиться жареными каштанами, или мороженым в кафе «Тге Scalini» на пьяцца Навона, но мы дрожали над каждой копейкой (т. е. лирой). Иногда мы ездили на барахолку «Американа», на которой наши эмигранты распродавали деревянные и мельхиоровые ложки, оренбургские платки, янтарные и малахитовые украшения и фотоаппараты «Зенит». Там можно было купить и отправить с оказией домой дешевые джинсы и куртки, о которых мечтали наши ленинградские друзья. Оказии случались редко: приезжавшие в Италию советские граждане боялись встречаться с «прокаженными» эмигрантами, именуемыми в советской прессе предателями.

Отступление: об Андрее Вознесенском

Почему именно здесь я решила написать об Андрее Вознесенском? С ним и с его женой Зоей Богуславской нашу семью связывали годы дружбы. Мы познакомились в середине шестидесятых, когда поэтические чтения Вознесенского, Евтушенко и Ахмадулиной заполняли стадионы. Я восхищалась Андреем и знала наизусть множество его стихов. Но здесь мне хочется вспомнить не о стихах, а о его человеческих качествах. Зимой 1975 года, уже подав документы на выезд, я с моим другом Геной Шмаковым приехала попрощаться с Москвой. Стоял снежный холодный февраль, и столица была охвачена эпидемией гриппа. Кому ни позвонишь – в трубке кашель, хриплый голос и жалобы, что всё тело ломит.

Мы бродили по пустынному городу – грипп унес на бюллетени тысячи москвичей – и повторяли как заклинание: запомни эту площадь, и этот собор, и рубиновые звезды в туманном от мороза небе, и лозунг «Слава КПСС», и плакат «Избирательный участок № 7», и Крутицкое подворье, и Донской монастырь, и горделивый фасад Большого. Ты больше никогда этого не увидишь.