Жизнь моего ВА

    Утром мы промывали нос, Вадим сильно плакал. Все дети плачут, само собой. Однако, внезапно его плач превратился в истеричный, он "закатился" у меня на руках. Малыш в мгновение обмяк, посинел и повис на моих руках как тряпичная длинноногая и длиннорукая кукла. Ужас разорвал мое сердце.

      Я орала: “Вызывай скорую!”. Дрожащими руками муж вызывал "скорую". Я металась по дому и трясла сына, чтобы он только вздохнул и закричал опять.  Прошло секунды две-три. Мне показалось, что они тянулись целую вечность. И вот, слава Богу, – тихий шипящий вдох. Как будто Господь вернул душу в тело.  Сын заплакал, но заплакал не так, как когда ему было больно или он был возмущен, нет. Он плакал, как будто испытал настоящий ужас. Ему было очень страшно. Страшно, понимаете? Он испугался того, что потерял сознание.

     Мы оба плакали. Малыш через некоторое время уснул на моем плече. И в тот момент я реально столкнулась с ситуацией, когда жизнь и смерть находились буквально на волоске друг от друга. Страшно, очень страшно.

Из самостоятельной, сильной, уверенной и инициативной женщины я мгновенно превратилась в слабеющую, беспомощную, ничего не понимающую маму. Когда у тебя на руках такое случается в первый раз, когда ребенок теряет сознание, а ты не можешь ничего сделать, даже если ты и врач, твои мозги отключаются в стратегии принятия решения.

      Нас увезли в больницу с подозрением на ОРВИ. Ребенок тяжелый, с пороком сердца.  Неизвестно, чем это закончится. Я опять вспомнила эту дикую, чудовищную фразу: "До 3 месяцев будет жить".

Глава 13. Сургут

Сейчас малышу 2 месяца. Что дальше? Кардиолог в поликлинике нам назначила обследование. Что-то мы сделали, для чего-то ещё не подошло время.

Нас положили в больницу. В отделении патологии мне сказали, что лечить Вадима в принципе нечем, потому что у ребенка масса противопоказаний в связи с диагнозом. Но насморк всё-таки лечить решились. Результаты анализов ухудшались с каждым днем. Утро начиналось с плача, но я больше не давала ему плакать, не давала никогда.  Впредь я не хотела испытывать этот ужас – держать на руках младенца, теряющего сознание. Моё сердце превращалось в камень. Оно обрастало рубцами и болью. Конечно, я как обычный нормальный человек, спрашивала себя: «За что? Почему я? Почему мой ребёнок страдает? Откуда эта напасть? Со мной и с мужем всё в порядке, мы молоды и здоровы, у нас, в конце концов, первенец – абсолютно здоровый ребенок! Что не так пошло и почему?».

На третий день сына перевели на кислородную подушку. Состояние ухудшалось. Врачи демонстрировали студентам моего кроху, как образец с пороком сердца. Я понимаю, что, наверное, это необходимо будущим врачам, но мне как матери эта ситуация казалась кощунственной. В 14:00 малыш в очередной раз закатился и потерял сознание у меня на руках. Собрали консилиум.  Вердикт: “Тянуть нельзя”. Но что именно, я так и не понимала. Срочно необходимо везти в кардиоклинику. До Сургута на машине это как минимум 4 часа, но каждая минута была дорога. Было принято решение вызвать на помощь авиацию.

Через несколько часов мы уже летели на вертолете в Сургут. Были бы другие обстоятельства, я бы порадовалась такому необычному транспорту. Но сейчас мы собрали все свои вещи и нас вывели на крышу больницы. Я, отучившись в медицинском университете, не видела такой возможности ни разу. Большой вертолет круто приземлился.  Звук его мотора раздавался на весь город. Как ребенка везти в таком грохочущем транспорте? Он же будет постоянно плакать …

Я благодарна врачам, что так оперативно сработали. Спасибо им.

Вертолет летел 40 минут. Было очень шумно, но Вадим спал всю дорогу. Нас встретили врачи кардиоотделения поликлиники Сургута и поместили в отдельную палату. На следующий же день назначили операцию. Мой малыш чувствовал себя хорошо, он кушал и спал.

Проведя все обследования с вечера, утром ему сделали укол и, подождав, пока он уснет у меня на руках, забрали на каталке в операционную.

Глава 14. Кошмар наяву

Начало операции было в 8:00 часов. Пока я ждала её завершения в коридоре больницы, со мной произошла маленькая история. Медсестры знали, что я кормлю и сцеживаю молоко, и попросили меня помочь. «Рядом очень голодный малыш, – сказала она мне одна из них. – Его мама побежала за смесью». Мальчик сильно плакал, ведь был очень голоден. После того, как его мама узнала, что у ее сына порок сердца, у бедной женщины пропало молоко, и малыш уже двое суток был голодный, поэтому ей предложили перейти на искусственное вскармливание.