Жизнь Марии Медичи

— Если, брат, вы этого не сделаете, — заверил Гастон, приходя матери на помощь, — то лично я знаю, как себя защитить.

— А я оставлю вас! Покину вас и двор раз и навсегда! — крикнула Мария Медичи.

Людовик колебался. Проблема встала так остро, как никогда раньше. И все-таки он сделал попытку выиграть время — такова уж была его натура.

— Ради меня, и вы, мадам, и ты, Гастон, умоляю — простите кардинала и верните ему свое благоволение. Брат, ты получишь желаемую тобой невесту, и если настаиваешь, то и Иль-де-Франс, но перестаньте преследовать кардинала!

— Никогда! — решительно ответила Мария Медичи.

— Никогда! — как эхо, повторил Гастон.

— Будете цепляться за это ничтожество и увидите, что вас покинут все, даже последние друзья, — пригрозила королева-мать. Она двинулась к королю, и тот непроизвольно отшатнулся. — Ну же, каков ваш ответ? Мы ждем!

Людовик уже был почти готов уступить и отдать им на съедение своего министра. От всех этих нападок у него невыносимо разболелась голова, а язык распух так, что он сомневался, сможет ли произнести хоть слово. Искушение было сильным, но как-то вдруг он его преодолел. И без малейших признаков заикания произнес:

— Ришелье останется, мадам! Это мое окончательное решение.

Повернувшись, он подошел к дверям и постучал по ним тростью с золотым набалдашником. Дверь тут же открылась, и в мгновение ока он оказался в окружении своих приближенных. Под их защитой, чувствуя себя в безопасности, Людовик еще раз повернулся, поклонился матери и стремительно удалился.

— Лжец, обманщик! — заорала вслед ему Мария Медичи и выругалась по-итальянски.

Потом она обратилась к Гастону:

— Нас не заставят свернуть с пути, сын мой! Мы осуществим наш план! Пойдем и обсудим наш следующий шаг в этой маленькой игре. Возможно, кровавой игре — не исключено и такое… Они еще дождутся… Этот его любимый кардинал… Мы с ними покончим, а Людовик еще не один раз пожалеет, что встал на его сторону…

* * *

От досады Мария Медичи искусала себе губы.

— Он отказал нам… Не могу в это поверить… А ведь я так надеялась, что один-единственный раз Людовик поступит как настоящий мужчина…

Королева-мать опустилась в кресло и принялась обмахивать себя веером, тяжело дыша и сверкая глазами.

— Он словно обручен с этим мерзавцем Ришелье…

— Их можно разлучить только силой, — сказал Гастон, и его смазливое лицо озарилось торжествующей улыбкой. — Я намерен уехать из Парижа, отправиться в Орлеан и там поднять свое знамя! Я пошлю письма всем изгнанным принцам, и мы объявим войну Ришелье. Другого пути у нас нет!

— И Испания нам в этом поможет! — объявила Мария Медичи, а сама подумала, влюблено глядя на Гастона: «Вот мужчина с настоящим характером. Он достоин быть королем Франции!»

Потом она немного подумала и добавила:

— Надо быть очень осторожными, сын мой. Если этот дьявол пронюхает о наших планах, нам не сносить головы.

* * *

Многие очевидцы тех событий утверждают, что Мария Медичи уже давно готовила отставку кардинала де Ришелье. Более того, видя, что ее сын на краю могилы, она даже приняла решение арестовать кардинала, как только король умрет, и заточить в лионскую тюрьму Пьер-Ансиз, поручив надзор за ним Шарлю д’Аленкуру, коменданту Лиона. Но у нее ничего не получилось. Не получилась и попытка давления на короля. И тогда она решила поговорить с сыном последний раз, чтобы решить все полюбовно. Она еще раз пришла к Людовику и заявила, что ей очень жаль, что она любит его и не желает вступать с ним в борьбу, но он, если он ее тоже любит, должен окончательно и бесповоротно выбрать между матерью и кардиналом. Когда их беседа (на этот раз с глазу на глаз) достигла наивысшего накала, в комнату без стука вошел Ришелье.

Его, конечно же, предупредили, что еще слабый от болезни король остался наедине со своей матерью, и он немедленно понял, что коварная Мария Медичи может сломить своего слабохарактерного сына, заставив его переменить свое решение.

Рассказывают, что Мария Медичи, увидев непрошено заявившегося кардинала, пришла в ярость и обрушила шквал оскорблений и диких обвинений в его адрес. Ришелье, переполняемый эмоциями, якобы упал на колени и зарыдал. Он якобы даже дошел до того, что предложил публично извиниться за преступления, которых он не совершал, и вновь подтвердил свою благодарность за все, что королева-мать сделала для него. Не желая униматься, она спросила у короля, предпочтет ли он своей матери слугу. Ни на кого из мемуаристов нельзя положиться полностью, но сразу несколько человек сообщают нам, что Ришелье тотчас же попросил отставки.

Королю, наконец, удалось унять эмоции матери, и он велел кардиналу де Ришелье встать и уйти. Затем он сам удалился и, сделав вид, что не заметил Ришелье, ожидавшего его во дворе, уехал в своей карете.

Окружению королевы-матери, ненавидевшему кардинала, показалось, что победа Марии Медичи несомненна.

Сам Ришелье якобы тоже так считал и готовился уехать из Парижа. На самом деле, все выглядело несколько иначе.

— Что мне делать? — спросил кардинала король. — Она же моя мать. Ришелье, помогите мне, дайте совет, как мне поступить?