Так она фактически отреклась от своих фаворитов. После этого, немного поразмышляв, она попросила аудиенции у своего сына. Людовик XIII велел ответить, что у него нет времени принять ее. Она настаивала, упрашивала. Но все тщетно. В конце концов, она дошла до того, что попросила сказать сыну, что, «если бы она знала о его намерении, она и сама бы вручила ему Кончино Кончини со связанными руками и ногами».
На этот раз ответа вообще не последовало, зато явился герой дня — капитан Николя де Витри и запретил ей покидать свои апартаменты. А за ее спиной уже работали каменщики, они замуровывали все двери, кроме одной, и королева-мать поняла, что превратилась в пленницу. В пленницу в своем собственном дворце…
Осознав это, она бросилась на постель и принялась так истошно вопить, что окружающим стало не по себе.
Днем дворцовая стража, завернув тело Кончино Кончини в старую скатерть, отправилась, без лишнего шума, в Сен-Жермен-де-л’Оксерруа, чтобы похоронить его в уже вырытой могиле. Прибывшие по приказу короля рабочие принялись разрушать «мост любви». Стук их топоров привлек внимание Марии Медичи, и она подошла к окну. Увидев, как уничтожается маленький мостик, столько лет связывавший ее с единственным близким ей человеком в этой так и оставшейся ей чужой стране, она вдруг почувствовала себя до дурноты плохо. Каждый удар топора отзывался в ее сердце…
Конечно, с сердцем у нее все было в порядке. Дело было в обычных спазмах, сжимавших сосуды и перекрывавших нормальный кровоток, а это отдавало болью в сердце, в плече и во всей левой руке. Конечно, рюмка хорошего коньяка могла банально расширить сосуды и снять боль. А вот что было делать со страшной тоской, сковывающей по рукам и ногам? Что было делать с полным параличом мыслей, эмоций, желаний? Эх, кому знакомо это состояние, тот поймет! Нет ничего страшнее желания обладать чем-то, наложенного на осознание полной невозможности осуществления желаемого. В этом смысле нет ничего страшнее смерти…
Стоя у окна и глядя на рабочих, разрушающих ее «мост любви», Мария Медичи тихо заплакала.
Добро и зло существуют не в природе, а только у людей в голове. В силу своего эгоизма хорошим люди, как правило, называют то, что для них выгодно, а плохим — то, что не выгодно. И абсолютно плохих людей не бывает. Бывают лишь те, в ком окружающие не могут рассмотреть хорошее.
Мария Медичи плакала, а вот большинство парижан убийство ненавистного Кончино Кончини страшно обрадовало.
«Известно ли вам, что случилось в Лувре, и не далее как вчера?» — гордо говорили те, кто уже все знал. «Нет, нам ничего не известно», — обеспокоено говорили те, кто еще не знал. — «Но мы надеемся, что вы окажете нам честь рассказать об этом». — «Там убили самого Кончино Кончини!» — «Да вы что! В это невозможно поверить!» — «И тем не менее это так!» — «И где же он сейчас, этот негодяй, чтобы можно было пойти и плюнуть ему в лицо?»
Когда же выяснилось, что фаворит королевы-матери уже погребен, все были очень разочарованы, и каждому казалось, что он не в полной мере насладился событием.
Те из горожан, кто собрался около Лувра в надежде взглянуть на труп Кончино Кончини, отправились в ближайшую таверну и нашли утешение, распевая непристойные куплеты про Марию Медичи и ее любовника. На рассвете один из посетителей таверны, сильно разгоряченный выпивкой, вскочил на стол и закричал:
— Нам бы следовало, по крайней мере, сплясать на могиле этого мерзавца!
И тут же все вокруг вскочили со своих мест:
— Пошли туда!
В семь часов утра две сотни перевозбужденных и недобро глядящих людей явились в Сен-Жермен-де-л’Оксерруа, где похоронили Кончино Кончини. «Бесчинство началось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и топтать ее ногами, — рассказывает Оноре д’Альбер, сеньор де Кадне, младший брат герцога де Люиня. — Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит».