Жизнь Марии Медичи

Его жену звали Мария Медичи (Marie de Medicis), и ее имя, как и имя Генриха, во французском написании состояло из четырнадцати букв. А его первая жена, Маргарита де Валуа, родилась 14 мая, причем все того же 1553 года, сумма цифр которого равна четырнадцати.

Этот же день, 14 мая, стал роковым для Генриха.

После длительных сомнений он, в конце концов, согласился, чтобы Мария Медичи была коронована, хотя не раз говорил о своем дурном предчувствии и об опасности, которая грозит ему во время этой коронации. Он назначил церемонию на 13 мая и приказал приготовить въезд новой королевы в Париж к 16 мая, то есть после дня рождения прежней королевы. С одной стороны, здесь проявилось присущее Генриху чувство такта, с другой — некий фатализм, а может быть, и то и другое вместе взятое. Коронация в целом прошла успешно. Предшествующую ей ночь Генрих провел хорошо, а утром четырнадцатого он молился дольше обычного. После обеда он на короткое время вдруг стал очень весел и заявил: «Не мешало бы подышать воздухом. Подать мне экипаж».

Чтобы развеяться, он решил отправиться в арсенал. В тот роковой день карета Генриха свернула на узкую улочку Ферронери (франц. — Rue de la Ferronnerie), имевшую в названии 14 + 4 буквы, причем лишние четыре буквы приходились на предлоги «de la», которые обычно опускались в устной речи при обозначении улиц. Более того, по некоторым свидетельствам, 14 мая 1554 года был издан указ о расширении этой улочки, но он так и остался на бумаге…

Похоже, Генрих решил испытать судьбу. В результате случилось то, чего и следовало ожидать…

Убийца достиг своей цели только благодаря узости улицы. Если бы ему пришлось пройти еще несколько шагов, то сопровождавшая короля свита смогла бы помешать нападению, как это бывало при предыдущих покушениях. А их, следует заметить, было немало, ибо на протяжении всего царствования Генриху IV постоянно приходилось бороться против многочисленных заговоров. Например, еще 27 декабря 1595 года к нему вдруг подбежал юноша и попытался ударить кинжалом в грудь. Генрих в этот момент наклонился, чтобы поднять с колен одного из придворных. Это спасло ему жизнь — удар пришелся мимо, а покушавшегося, некоего Жана Шателя, действовавшего при подстрекательстве иезуитов, схватили охранники. После этого, кстати, иезуиты были изгнаны из Франции. Но ненадолго. В 1603 году Генрих IV разрешил им вернуться и даже демонстративно взял себе иезуитского духовника.

Однако на сей раз все, по-видимому, было предопределено.

* * *

На допросе убийцу короля так и не смогли заставить заговорить. Все, что удалось, — это узнать его имя: Франсуа Равайяк…

Как потом выяснилось, этот человек был школьным учителем из Ангулема и безуспешно пытался вступить в католический монашеский орден. А потом ему якобы было видение, после которого он счел, что его миссия — убедить короля обратить всех гугенотов в католицизм. Король Генрих IV, как известно, первоначально сам был гугенотом, но перешел в католицизм, чтобы получить французскую корону, при этом гарантировав Нантским эдиктом 1598 года свободу вероисповедания. Очевидно, что насильственное обращение гугенотов в иную веру никак не входило в его планы. И тогда Франсуа Равайяк решил убить короля.

Как писал потом верный советник и министр финансов Генриха IV герцог де Сюлли:

«Природа наградила государя всеми дарами, только не дала благополучной смерти».

Простые французы, узнав о смерти короля, были просто ошеломлены. Торговцы позакрывали свои лавки, многие люди откровенно плакали прямо на улицах.

Потом полтора месяца гроб с забальзамированным телом Генриха IV был выставлен в Лувре для прощания. Этого избежать не могли, ибо огромные народные толпы нахлынули в Париж из провинций.

Похороны состоялись в королевской усыпальнице Сен-Дени лишь 1 июля. В день похорон весь Париж высыпал на улицы. Толпа была так велика, что люди буквально убивали друг друга, желая пролезть вперед и взглянуть на траурный кортеж.

В последний момент юный дофин опустился на колени и поцеловал пол у ложа своего отца. Пол был грязен от множества ног, но будущий король вдруг почувствовал, что просто обязан поступить именно так.

Придворные дамы в черном плакали. Мария Медичи, одетая в темно-фиолетовый бархат, сказала сыну:

— Молитесь вместе со мной. Здесь покоится наше счастье и слава Франции. Попросим же Бога, чтобы наши надежды не умерли вместе с ним. Если несчастье один раз переступило порог дворца, оно редко останавливается в прихожей… Огромное дерево упало, а его побеги еще так слабы… Дети мои, молитесь за вашего августейшего отца…

Потом она еще раз, но теперь уже почти шепотом, обратилась к дофину: