- Милости прошу! Устали, поди-ко? Олька! Живо... Человек-скрылся, явилась Олька, высокая, стройная девица, с толстой косой и лицом настолько румяным, что пышные губы ее были почти незаметны. Она оказалась тоже неразговорчивой и на вопрос: "Это чей дом?" - ответила:
- Хозяина.
И вот Клим Иванович Самгин сидит за столом в светлой, чистой комнате, обставленной гнутыми "венскими" стульями, оклеенной голубыми обоями с цветами, цветы очень похожи на грибы рыжики. У одной стены - "горка", стеклянный шкаф, верхняя его полка тесно заставлена чайной посудой, среди ее - стеклянный графин с церковью, искусно построенной в нем из раскрашенных лучинок. На задней стенке висят пасхальные яйца из сахара и огромное, красное, из дерева, обвязанное зеленой ленточкой. На двух остальных полках какие-то ящички, коробки, тарелки, блюда, пустые бутылки, одна - в форме медведя. На другой стене две литографии "Святое семейство" и царь Николай Второй с женой, наследником, дочерьми, - картинка, изданная в ознаменование 300-летнего царствования его фамилии. Между картинами в гробоподобном ящике красного дерева безмолвно раскачивался маятник старинных английских часов. В переднем углу пять штук икон, две в серебряных ризах и в киотах с виноградами. На столе кипел самовар, но никто не являлся налить чаю, и в доме было тихо, точно все спали.
Самгин - недоумевал: это не гостиница, что ж это значит?
Но вот снова явился этот большой человек с роскошнейшей, светловолосой густой бородищей, ей мог бы позавидовать Варавка.
- Пожалуйте чайку выпить, - предложил он звучным голосом, садясь к столу, против самовара.
- Простите, я не понимаю: почему меня привезли к вам? - спросил Самгин.
- Правильно привезли, по депеше, - успокоил его красавец. - Господин Ногайцев депешу дал, чтобы послать экипаж за вами и вообще оказать вам помощь. Места наши довольно глухие. Лошадей хороших на войну забрали. Зовут меня Анисим Ефимов Фроленков - для удобства вашего.
Говорил он легко, плавно, голос у него был альтовый, точно у женщины, но это очень шло к его красивой, статной фигуре и картинному лицу. Вмешательство Ногайцева возбудило у Самгина какие-то подозрения, но Фроленков погасил их.
- Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения: жена поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня - вторая, только весной женился. С матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один сын - на войну взят писарем, другой - тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке - его тоже на войну, ну и дочь с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят-от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
- Кажется - миллиард...
- Тоже - сумма... Война-то, наверно, больших денег будет стоить?
Не дождавшись ответа, он продолжал:
- Очень хорошо, что канительное дело это согласились прекратить, разоряло оно песоченских мужиков-то. Староста песоченский здесь, в тюрьме сидит, земский его закатал на месяц, нераспорядителен старик. Вы, ваше благородие, не беспокойтесь, я в Песочном - лицо известное.
"Какой приятный, - подумал Самгин. - И, видимо, неглупый..."
- Несколько непонятна политика нам, простецам. Как это: война расходы усиливает, а-доход сократили? И вообще, знаете, без вина - не та работа! Бывало, чуть люди устанут, посулишь им ведерко, они снова оживут. Ведь победим, все убытки взыщем. Только бы скорее! Ударить разок, другой, да и потребовать: возместите протори-убытки, а то - еще раз стукнем.
Самгин напомнил о гибели армии Самсонова.
- Н-да, промахнулись. Ну - ничего, народа у нас хватит. - Подумал, мигнул: - Ну, все ж особо торопиться не следует. Война ведь тоже имеет свои качества. Уж это всегда так: в одну сторону - вред, в другую - польза.
- А - в чем видите пользу? - спросил Самгин.
- Да ведь сказать - трудно! Однако - как не скажешь? Народу у нас оказывается лишнего много, а землишки - мало. На сытую жизнь не хватает земли-то. В Сибирь крестьяне самовольно не идут, а силком Переселять у начальства... смелости нет, что ли? Вы простите! Говорю, как думаю.
- Пожалуйста,- оживленно и поощрительно сказал Самгин.- Чем искреннее, тем лучше.
- К тому же один на один беседуем, - продолжал Фроленков, широко улыбаясь. - Нами сказано, с нами и останется, так ведь?
- Именно, - согласился Самгин и подумал: "Очень умный".
Все нравилось ему в этом человеке: его прозрачные голубые глаза, широкая, мягкая улыбка, тугая, румяная кожа щек. Четыре неглубоких морщинки на лбу расположены аккуратно, как линейки нот.
"Вот что значит - открытое лицо", - решил он.
Нравилась пышная борода, выгодно оттененная синим сатином рубахи, нравилось, что он пьет чай прямо из стакана, не наливая в блюдечко. Любуясь человеком, Клим Иванович Самгин чувствовал, как легко вздуваются пузырьки новых мыслей:
"Мужик-аристократ. Потомок старинных ушкуйников, землепроходцев. Садко. Василий Буслаев. Дежнев. Человек расы, которую тевтоны хотят поработить, уничтожить..."