— Хм, странно. Он действительно с прошлой среды не был на работе. И ничего не оформлено, значит, у него прогулы. Так и с работы вылететь недолго. О чем только эта молодежь думает? Взяли тебя на работу — держись за нее и ногами, и руками! Я и зятю своему это втолковать пытаюсь — так нет же: чуть что не по нем — хвост распушит — и заявление об уходе. Пятое место работы меняет. Не столько работает, сколько на диване валяется. А бабка горбаться на них. А как меня сократят — кто их кормить будет? На тунеядца-то этого мне начхать, а вот дочку с внуком жалко, сил нет. Вот и тянусь из последних сил. А молодые вертихвостки вон, — она кивнула на девчонок, которые так и продолжали хихикать у крайнего монитора (что ж такое они там разглядывают?!), — как работать — не допросишься, только бы хвостом вертеть! Зато гонору-то сколько! Пенсионеры им работать не дают, места не освобождают. Да если б не мы — вообще бы работать некому было! Так что же с вашим-то? — вспомнила, наконец, она.
— Вот я и боюсь: как бы беды какой не было. Время же сами знаете какое.
— Ой, не говорите. Идешь утром на работу, а навстречу через одного — со стеклянными глазами. И когда успевают только? Такой и убьет ни за что. Померещится ему что-то — и пырнет ножом. Так еще и никто не накажет, скажут: не в себе был. Лечить надо. А по мне — собрать их скопом да на остров необитаемый вывезти. И пусть там друг с другом разбираются. Ваш-то не кололся?
— И не пил, и не кололся. Я же говорю: хороший парень. Только вот что с ним? А вы не могли бы дать мне адреса и телефоны людей, которые с ним вместе работают? Я попытаюсь поговорить с ними: может быть, кто-то что-то и знает. Знаете, когда люди каждый день рядом…
— Не говорите, мы все тут — как одна семья. Придешь на работу — есть хоть с кем душу отвести. Мы же здесь тридцать лет вместе, роднее самых родных. Уж во всяком случае — роднее моего зятя-тунеядца.
— Так я могу выписать, с кем Вениамин работает? — вернула я ее от зятя к интересующей меня теме.
— Сейчас, дорогая, сейчас мы все — в лучшем виде, — она выделила несколько файлов и включила принтер. — Зачем же писать? Я вам все распечатаю. Только ж вы не распространяйтесь особенно, где вы получили сведения. А то вот, профурсетки, — она кивнула на девчонок, так и не вспомнивших ни разу о том, что они на работе, — мигом сожрут. И что им за радость, спрашивается? Зарплату-то мою им не раскидают, а вот работать — придется.
Она горестно вздохнула. Видно, тема была болезненная, и мысли, как ни крути, время к ней возвращались.
— Нет-нет, что вы. Я ведь, как и вы, работаю на заводе и знаю, что такое — дорожить работой. Вот потому меня больше всего обеспокоило, что Вениамин не выходит на работу.
— Да, нехороший признак. Если человек неделю не появляется на работе без всякого объяснения причин — это очень нехороший признак. Если, конечно, он — не как мой зять. Знаете что, дорогая, оставьте мне свои координаты. Если мне что-либо станет известно, я непременно вам тут же сообщу.
Я продиктовала ей номер нашего телефона (а что делать? Перед Вениамином все равно придется покаяться, чтоб знал, какие слухи могут расползтись по его возвращении на работу. Только б, в самом деле, с ним ничего не случилось), рассыпалась в благодарностях за оказанную помощь, уверила, что нечасто можно встретить таких отзывчивых, чутких, сердечных людей, как она, и, зажав заветный листок бумаги, ретировалась.
В добытом списке сослуживцев было пятнадцать фамилий. Пренебрегать не следовало никем. Вполне может оказаться, что нужные тебе сведения сообщит не потенциальный (по возрасту) приятель, а не в меру любопытная тетка, которая считает себя просто-таки обязанной быть в курсе всего, что происходит вокруг нее в радиусе двадцати километров, или молодой специалист, скучающий за соседним компьютером и волей-неволей оказавшийся свидетелем задушевного разговора, в котором и проскользнула интересующая меня информация.
Господи, и сколько же надо времени, чтобы всех их обойти?! Ладно б, жили все в одном районе, а то ведь — чуть ли не в противоположных концах города. Да еще, поскольку все они в течение дня — на работе, беседовать с ними придется по вечерам. И сколько вечеров ты собираешься посвятить этим беседам?
Холодно-то как стало. Мороз не больше пяти градусов, но из-за резкого ветра, швыряющего в лицо колкие крупинки снега, кажется, что на улице — все тридцать пять. Сейчас надо быстренько ехать домой, приготовить обед-ужин, чтоб освободить себе вечер, а на вечерний объезд «кандидатов» одеться потеплее, иначе — окочурюсь тут ни за что ни про что.