Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

Я думаю, все на свете родители, услышав фразу: «С Вами говорит классный руководитель вашего ребенка», испытывают одни и те же чувства. Не надо долго объяснять, какие именно.

— Что он натворил на этот раз?

— А он не рассказывал?

— Нет.

— Они с Витей Пономаревым выпрыгнули из окна на втором этаже. Вова, слава Богу, не пострадал, а Витя сломал ногу. Витины родители утверждают, что это ваш сын заставил Витю прыгать из окна. В общем, директор хочет Вас видеть. Я думаю, вам нужно побеседовать с Вовой, чтобы как-то подготовиться к визиту.

Я положила трубку. Вовка тут же материализовался рядом.

— Ну?

— Это Виктоша звонила? — осторожно спросил сыночек.

— Да.

— И что сказала?

— Ты почему мне ничего не рассказал?! — взорвалась я. — Что ты там устроил?! Ты соображаешь, что ты натворил?! И главное, мне — ни слова! Ты когда мне про директора собирался сказать? Или не собирался?!

— Ты же сама сказала, чтобы тебя сегодня не трогали. Вот я и не трогал. — В голосе сынули зазвенели интонации невинно оскорбленного праведника.

— Я сказала: по пустякам не трогать! Что ты сделал?!!

— Ты сказала: вообще не трогать. А Витька сам дурак. Он вообще первый завелся. У меня свидетели есть.

— Свидетели чего?

— Того, что он первый начал. Почему это я всегда виноват?!

— Вовка, я же тебя знаю. Как ты мог парня подбить на это? Что теперь делать будем?

— Да не я это. Это он меня подбил. Завелся, что может прыгнуть с любой высоты. Главное — правильно приземлиться. А мы на химии были. Там кабинет на втором этаже, окна большие и газон под окнами. Я ему говорю: не прыгнешь ведь, слабо, чего зря трепаться. А он мне: это тебе слабо, а я уже все рассчитал. Надо оттолкнуться посильней от подоконника. Тогда приземлишься прямо на грядку, а она мягкая. Ну, мы пари заключили. При всех, между прочим.

— Какое пари?

— Если я струшу, я ему до конца года алгебру с геометрией решаю, а если он — то он мне все сочинения пишет.

— Ну и?

— Ну и прыгнули. А ты бы что, морозилась? Только у него под ногу кусок кирпича попал. Кто ж знал, что он там валяется? В траве не видно. И совсем не страшно, между прочим. Почти как с тумбочки.

— Вовка, какого черта вас вообще понесло прыгать из окна? Вы взрослые люди. Это еще счастье, что так все кончилось. А могло что быть?

— Мам, я ж тебе говорю, мы все рассчитали. Каскадеры вон с девятого этажа прыгают, и — ничего.

— Вовка!!!

— Да Маринка вчера «Кунсткамеру» смотрела: там двое пожарных с вертолета сорвались на тренировке. Так через две недели уже из больницы выписались.

— А Маринка здесь при чем?

— Она Витьке давно нравится. С седьмого класса. Только у него шансов нет. Вот он и решил повыпендриваться.

— А у кого есть?

— Мам, между нами — она на меня запала: Витька и психует. Вот он меня на дуэль и вызвал.

— Какую дуэль?

— Ну, можно стреляться, конечно. Но мы ж не динозавры. Мы пари и заключили. Кто не прыгнет — тот трус.

— А как же алгебра и сочинения?

— Так трусов надо наказывать.

— Вовка, а если б у вас урок на пятом этаже был?

— Мам, ну он же не камикадзе какой, хоть и в Маринку втюрился.

— А ты?

— Есть такое понятие как «мужская честь».

— То есть ты бы сиганул и с пятого этажа? Только чтобы кому-то что-то доказать?

— Ну, если надо, — серьезно заявил Вовка.

— Значит, я тебе должна быть благодарна, что вы вообще живые? Или Витьке? Или директору, который расписание составлял?

— Мам, ну чего ты гонишь? Все ж нормально.

— Вовка, вот про «нормально» ты завтра у директора Витькиным родителям и расскажешь. И послушаешь, что они скажут. Маринка-то тебе хоть нравится?

— В смысле «любить» мне никто не нравится. Но тут — дело принципа.

На следующий день возле кабинета директора меня встретил весь Вовкин класс в полном составе.

— А нас Виктоша отпустила. Сказала: для уточнения состава преступления и моральной поддержки преступника.

У меня даже на душе потеплело. Пока есть такие учителя, дети не удерут из школы, как из лепрозория, куда их, здоровых, сунули для проведения эксперимента на выживаемость.

— Вы не волнуйтесь, Вовка не виноват, это Витька сам придумал прыгать. Не умеешь — нечего лезть, а то сам потом в гипсе прохлаждается, а на других стрелки переводят, — дети галдели, сбивая дрожь, которая колотила меня со вчерашнего вечера. И на приглашение войти в кабинет ввалились туда вместе со мной.

— Я, кажется, пригласил только Вовину маму, — грозный директорский тон произвел на деток впечатление не большее, чем призывы спикера парламента на развлекающихся депутатов. О, времена! Мы, школьники семидесятых, были бы уже полупарализованы и тихими тенями просочились вон из кабинета. Да мы бы вообще туда не зашли! А эти…

— Вячеслав Михайлович, поймите, мальчики поспорили. Витя сказал, что Вова — трус и не прыгнет. Вы бы сами, что, не прыгнули? Ну, если б вам сказали, что вы струсите. Не прыгнули б? Вы б тоже прыгнули, чтоб доказать.

— Я что, похож на идиота? — заинтересованно спросил директор школы.

— Ну при чем здесь — идиота?! У Вовки выбора не было, вы ж понимаете. Это же дело чести.

— А ногу-то сломал Витя.