Неужели она перенапряглась, перекидывая сумки? Нет-нет. Она постоянно поднимает тяжести. Только этим утром она убирала вилами навоз из коровника. Она медленно наклонилась, чтобы поднять сумку, которую уронила, и осторожно поставила ее.
Эмили подняла четвертую сумку и занесла ногу на первую ступеньку, когда ужасная боль снова пронзила ее. Она наклонилась над ступенькой, ухватившись за перекладины прохода, и громко застонала. Казалось, что боль раздирает все ее внутренности. Что с ней? Неужели начались роды? Неужели началось? Но еще рано. И кроме того, по словам тети Мэри, все начинается со схваток, которые происходят через длительные периоды времени, иногда между ними проходят часы. Тетя Мэри сказала, что перед родами получаешь массу предупреждений.
О Боже! Она не может терпеть эту боль. Кто-нибудь... кто-нибудь, придите! Она собиралась родить ребенка здесь, на обочине дороги! Но этого не может быть; ни один ребенок не появляется так быстро! Эмили вспомнила женщин с Кредор-стрит: миссис Оливер, миссис Смит, миссис Гаррик и многих других. Рождение их детей занимало много времени, иногда даже по два дня. Она не выдержит это в течение нескольких дней. О нет! Нет! Она просто умрет.
Затем боль слегка отступила, и она попыталась выпрямиться. Тогда все началось сначала, но еще хуже, если это вообще было возможно.
Теперь Эмили лежала на траве, подтянув колени к животу, и громко звала:
— Лэрри! Лэрри! Пожалуйста... пожалуйста. О! Кто-нибудь, помогите мне!
Темнота поглотила ее, и в ней исчезла боль, но, когда она открыла глаза и увидела свет, то боль снова вернулась, будто кто-то разрезал ее сверху донизу с правой стороны. Эмили вжалась в землю и снова громко закричала. Она кричала так громко, что не услышала ни топота копыт, ни стука колес двуколки на дороге. Она даже не совсем осознала, что кто-то обхватил ее руками и пытался посадить. Но она услышала знакомый голос, который произнес:
— Она собирается родить, сэр.
Эмили узнала этот голос. Это был голос Джорджа. Она что, вышла замуж за Джорджа? Нет-нет; что это она! О, мой Бог! Пожалуйста... пожалуйста, Боже, ослабь боль! Ослабь!
— Все хорошо. Все хорошо.
— Она не сможет подняться на холм. Она не сможет. Надо перенести ее в двуколку и отвезти домой.
Эмили начала вырываться, но теперь она кричала, почти плача:
— Нет! Нет! Он застрелит вас. Он сказал, что сделает это, и он сделает! Он застрелит вас!
Она снова опустила голову на раздувшуюся грудь; ее колени были подтянуты к животу. Она полулежала, скорчившись на обочине. Глаза ее были закрыты, и в какое-то жуткое мгновение ей показалось, что они ушли и оставили ее. Потом Эмили слышала, как мистер Стюарт спросил:
— Насколько далеко может двуколка проехать по холмам?
Она услышала ответ Джорджа:
— Если она будет в двуколке одна, то до вершины первого холма, потом вниз по склону, через долину и до подножия следующего холма. Но лошадь не сможет подняться на второй холм, его склон очень неровный, и там есть только узкая тропинка.
Стюарт наклонился к ней и ласково сказал:
— Послушайте, Эмили, послушайте. Мы собираемся отвезти вас в коттедж. Сейчас все нормально. Все хорошо. Но вам придется проехать в двуколке как можно дальше. Приподнимитесь. Вот молодец, давайте поднимайтесь.
Она не могла сейчас сопротивляться, боль перехватила ее дыхание, но, когда она обнаружила, что лежит на дне двуколки, она прошептала в лицо, которое увидела над собой:
— Пусть Джордж отвезет меня, но только не вы... не вы.
— Хорошо, хорошо. Джордж как раз здесь.
— Все нормально, Эмили. Я присмотрю за тобой. Я поставил твои сумки к остальным вещам. С тобой все в порядке. Просто лежи спокойно. Ты скоро будешь на холме.
Когда двуколка двинулась вперед, у Эмили было такое ощущение, что ее кто-то качает, и боль слегка ослабла, но только слегка. Ребенок должен вот-вот родиться, она чувствовала это, но, Боже! Если так рожают детей, то она не хотела бы снова это испытать; о, нет! Никогда, никогда больше!
Ей хотелось ухватиться за чью-нибудь руку. Если бы она могла держаться за чью-нибудь руку. Мамину. Нет- нет; ее мама давно умерла. За руку тети Мэри. Да, тети Мэри. О, ей так хотелось держаться за руку тети Мэри!
Боль стала меньше. Может, она спала? Эмили показалось, что она только что проснулась; но она все еще была в двуколке. Она открыла глаза и посмотрела через свой вздувшийся живот. Возле ее ног шел мужчина; он держал их... О, нет, нет! Он не должен подниматься на холм!
Эмили хотела запротестовать, но, похоже, снова уснула. Потом боль пронзила ее, и она полностью очнулась. Она почувствовала, как ее поднимают, и поняла, что лежит на двух парах рук. Она не могла протестовать, потому что всю ее энергию поглотила боль...
Эмили услышала голос, словно орущий ей в ухо:
— Опустите ее!
Она попыталась высвободиться из колыбели рук, но это было невозможно, потому что ее продолжали нести. Она услышала голос Джорджа, ревевший в ее второе ухо:
— Не будьте дураком, мистер Берч! Ей плохо, по-настоящему плохо; она рожает.
— Я сказал, опустите ее!