Однако уже через несколько часов стало понятно, что я все же довольно серьезно ранен. Глядя на мои ноги, врач не мог сдержать изумления: «И вы еще ходили?!» Он промыл раны и ссадины, приложил компрессы к ушибам, сделал перевязки. Поскольку передвигаться самостоятельно я практически не мог, а дело не терпело отлагательств, и подготовка к нему шла полным ходом, то, как только баржа с водолазным колоколом была снаряжена к отправке, меня перенесли на нее и уложили на палубе на матрас, чтобы я мог руководить происходящим.
К вечеру, правда, начался озноб, и меня переместили в кабину. Это было не так удобно, но все же позволяло участвовать в происходящем и кое-как контролировать его.
Когда, наконец, колокол был готов, уже стемнело. Решили ждать до утра. Ночь я провел в неприятном состоянии не то полусна, не то полубреда.
Утром лодка привезла на баржу доктора. Он сделал перевязку и приободрил, сказав, что, честно говоря, ожидал худшего развития, однако сейчас видит, что я, судя по всему, родился с серебряной ложкой во рту.
Как только он отбыл, команда принялась за работу – стали спускать колокол. Тут же выяснилось, что цепь коротка и ее не хватит, чтобы г-н Граватт приблизился ко дну в такой степени, чтобы произвести необходимое обследование. Все вернулось назад.
По реке принялся дуть пронзительный ветер, и меня опять отнесли в кабину.
Наверное, я забылся сном на час или два. Во всяком случае, когда я пришел в себя, передо мной стоял Граватт, ожидая ответа на заданный им вопрос.
– Что? – через силу переспросил я.
– Простите, г-н Брюнель, – сказал он. – Я не понял, что вы спите.
– Ничего, – сказал я. – Что случилось?
– Все возимся, – ответил он. – Цепи большей длины не нашли. Зато есть кабель. На глаз выглядит очень прочным. Но не знаю, выдержит ли на самом деле.
– Кабель?
– Кабель. Попробуем?
Перед глазами у меня все плыло, но, полагаю, Граватт принял мое полузабытье за глубокое раздумье.
– Не надо, – сказал я наконец. – Не спускайте.
– Но можно попробовать опустить его пустым, – предложил Граватт. – И если выдержит, то…
Он вышел из кабины.
Продолжения пришлось ждать не очень долго. Они спустили колокол, длины кабеля вполне хватило, чтобы он достиг дна. Граватт уже переодевался, чтобы совершить задуманное. Однако когда колокол подняли почти до уровня палубы, кабель все же оборвался.
Я даже из кабины слышал шум, с каким он рухнул в Темзу…
Я провел в постели около месяца, потому что оказалось, что кроме тех ран, что настигший меня настил нанес ногам, он еще всерьез ударил меня в спину, обеспечив ушибы внутренних органов.
Когда я все же смог вернуться в Ротерхит, все надежды на продолжение строительства были оставлены. Оно возобновилось только через семь лет, в 1835 году. Но я к тому времени уже занимался своей профессией совершенно самостоятельно, и, за исключением нескольких случаев, когда выполнял кое-какую работу по просьбе отца, моя жизнь больше никак не была связана с туннелем.
Но я все же расскажу вкратце дальнейшую историю предприятия – она может показаться интересной тем, кто с нею не знаком.
Промоину залатали так же, как и первый раз, с помощью мешков, наполненных глиной и связанных в грозди. Воду из туннеля выкачали. Казалось бы, работу можно было продолжать. Однако попытки собрать средства на это потерпели полный крах. Широкая публика проявляла большой энтузиазм, многие общественные деятели, в том числе и герцог Веллингтон, ратовали за возобновление дела. Но деньги так и не были собраны. Не оставалось ничего другого, как заложить щит кирпичом и ждать лучших времен.
Лишь в начале 1835 года компания Thames Archway Company сумела получить государственный заем и возобновить работы. Старый щит разобрали. Вместо него построили – по проекту отца – новый, значительно улучшенный. В частности, теперь ячейки были соединены подвесками, и соседние ячейки при необходимости поддерживали друг друга. Удалось также таким образом расположить ячейки, что была обеспечена возможность доступа к различным частям щита – и, соответственно, участкам грунта.
Прежде чем был достигнут противоположный берег Темзы в районе Лаймхауза, произошло еще три крупных прорыва реки. Это не остановило проект. В октябре 1840 года завершилось строительство шахты на набережной Уоппинга. Операция по соединению туннеля и башни оказалась крайне сложной, однако в результате она была успешно завершена, и 25 марта 1843 года, через восемнадцать лет и двадцать три дня после начала работ, туннель был открыт для публики.