Глория Стейнем: «„Кролики“ платили пять долларов за колготки и два с половиной доллара в день за чистку костюмов. Штрафовали за грязные ногти или макияж, за то, что „кролики“ отказывались есть паршиво приготовленное коричневое рагу и таскали еду из буфета, за то, что жевали жевательную резинку в рабочее время. За последнее вообще могли легко уволить».
«Полноценно дышать мы начинали, когда освобождались от работы и снимали с себя униформу, — вспоминала Шарон. — В 1964 году не было закона о минимальной заработной плате, поэтому чаевые и были нашей зарплатой».
Когда спустя годы женщины всей страны начали активно бороться за свои права, первое, что Шарон и ее коллеги-«кролики» потребовали у Хефнера — дать им возможность снять туфли на каблуках.
«Для многих из нас это было пыткой — по восемь часов на каблуках. После двух дней работы ноги страшно болели и опухали, — рассказывала Шарон. — Хеф согласился с нами, туфли на каблуках не отменил, но сократил количество рабочих дней.
И все равно…Сегодня, когда я вспоминаю те дни, понимаю, что клубы Хефнера были заведениями высочайшего класса. Все здесь было направлено на качественное обслуживание гостей. Руководство придавало значение каждой мелочи, каждой черной пластиковой — такие были в клубах Playboy — зубочистке».
«Да, это действительно было, — признался Хеф. — И в Майами, и в Новом Орлеане — повсюду, где бы мы не запустили свой клуб, возникали вопросы расовой сегрегации. Но, ведь это несусветная глупость — думать, что темнокожий человек отличается от белого. Если и отличается, то только пигментацией кожи».
Мы тогда сказали: «Ребята, так дело не пойдет. Вы обязаны гостеприимно принимать всех подписчиков Playboy, всех членов клуба. Нас не поняли, поэтому мы выкупили франшизы и стали управлять клубами сами. Как только мы так поступили, вопрос расизма в клубах был закрыт».
— Я всю жизнь боролся с барьерами, понимаете. Сначала с барьерами внутри себя, затем с барьерами вокруг. Эта борьба стала частью концепции Playboy».
Примечательно, что именно в журнале Хефа были едва ли не впервые в то время размещены снимки темнокожих девушек: в 1964 — Дженнифер Джексон, в 1965 — Джин Белл, в 1971 — Дарин Стерн.
Шоколадный разворот. Темнокожие модели в эпоху расовой сегрегации
Окончившая колледж в Чикаго, девятнадцатилетняя Дженнифер Джексон искала работу. Именно тогда кто-то рассказал ей о мистере Хефнере — журналисте и издателе, который, наверняка, смог бы ей помочь.
«Когда я переступила порог чикагской штабквартиры Playboy, меня попросили написать заявление. Для меня за счастье была должность секретаря, но не успела я опомниться, как меня нарядили в костюм кролика, а один из фотографов журнала стал ходить за мной буквально по пятам и уговаривать раздеться для съемки в журнале», — рассказывала журналистам спустя годы Джексон.
/ Wikimedia
Как и в случае со многими девушками, для того чтобы уговорить Дженнифер, потребовалось время.
«Наконец я сдалась. Согласилась показать не все, что показывают сейчас, а только верхнюю часть тела. Поверьте мне, тогда и это было очень рискованно. Если бы я знала, что будет интернет, я бы никогда этого не сделала. А тогда… Тогда я подумала, что это разовая акция».
Вспоминая Хефнера, Дженнифер охарактеризовала его так: «Думаю, это был сутенер, высококлассный сутенер».
В свою очередь редактор отдела художественной литературы в журнале Playboy Эми Грэйс Лойд, уже выйдя в отставку, уверяла журналистов:
«Целомудреннее и застенчивее человека, чем Хефнер, я никогда в своей жизни не видела. И это при том, что вокруг было столько девушек с силиконовой грудью».
Получив титул «Мисс март 1965», Дженнифер была на седьмом небе от счастья.
«В то время шла война во Вьетнаме. Мне было приятно, что выписывавшие Playboy темнокожие военные увидят там свою девочку. Если бы вы знали, сколько писем я получила и, если бы вы знали, сколько раз я потом плакала. Многие из тех, кто писал мне, были убиты, а те, что вернулись, были искалечены, если не физически, то психологически точно».
Знали о фотографии и гордились своей дочерью и родители Джексон.