Читаем Жизнь и судьба: Воспоминания полностью

К нашему удивлению (моему и Миночки) мы сами стали действующими лицами развернутой перед нами книги жизни, не придуманной, а самой настоящей. Мы — две сиротки — живем дружно. Я почти на десять лет старше и маленькой сестренке пытаюсь в какой-то мере заменить мать, хотя бы лаской, приветом, словом, а то и прижать к сердцу покрепче это хрупкое существо, уже знакомое с горем. Мне кажется, что нанесенный в раннем детстве удар оставил свой след на всей дальнейшей жизни моей сестры. Очень нежная и ласковая, она так тянулась к утерянной когда-то материнской заботе и любви.

Сохранилась фотография тех давних лет. Мы обе в нашем сказочном садике. Я сижу, а малышка в белом платьице прильнула ко мне. Да, платьице. Девочка приехала в шубке — зима, январь, и в единственном платье — больше ничего. Но тетка наша очень просто справляется с проблемами одежды. Добрая старушка, Наталья Ивановна, чей муж разводит пчел в нашем садике, квартирантка Семеновых (ох уж эти квартиранты, с которых Елена Петровна получает пять рублей в месяц!), быстро справляется с делом. Взят кусок материи, как всегда неопределенного сероватого цвета. Его складывают, вырезают отверстие для головы, зашивают по бокам, оставляя место для рукавов (слишком сложно шить рукава). Затем под этот балахон надевают какую-то примитивную старую кофту с рукавами — и наряд готов.

Моя сестра вспоминает, как ее, восьмилетнюю, отправили в школу (я была в это время в Москве). Тетка нашла в мамином сундуке (вот уж поистине какой-то волшебный, неисчерпаемый клад, кто только им не пользовался) детскую матроску[138], ту, что носил маленький Махачик (заветное мамино сокровище, память о любимом сынишке), и в этой матроске посадили ее за парту. Но рукава матроски были совсем коротки. И что вы думаете, кто вышел из положения? Нет, совсем не тетка, а сам бедный ребенок. Девочка нашла старые свои детские чулки в рубчик, отрезала пятки и нацепила на руки. Так и ходила в школу. Тетке было все равно, она, занятая педагогическими проблемами (орден Ленина на груди), изданием учебника по русскому языку для младших классов, общественной работой и заботой о голодающих и голопузых африканцах, даже и не заметила изобретательности своей племянницы. Но, подумала я, ведь в средние века платья обычно шили без рукавов. Рукава, самые разнообразные, привязывались отдельно, их можно было менять как угодно — достаточно посмотреть на средневековых красавиц и их наряды. Чем хуже маленькая сообразительная школьница?

Итак, вопрос с одеждой на первых порах решился положительно. Главное — были вместе и помимо еще всякой школы наслаждались книжками. Девочка прекрасно читала с трех лет (как и все мы, братья и сестры). Я с ней стала заниматься по-французски. Еще когда жили в Москве, на даче в Малаховке, наша madame Жозефина понемногу с ней занималась. Язык быстро усваивается и быстро забывается у детей. Вот мы и читаем вместе книгу, которую я с несколькими любимыми привезла из Москвы. Знаменитая Bibliothèque rose (красная с золотом), повесть т-те Segure «Les mémoires d’un апе», герой которой симпатичный ослик Кадишон — любимец Миночки. Отныне каждый встречный ослик (в городе, еще патриархальном, их много) для моей сестрицы — Кадишон. Как увидит на улице понуро стоящего ослика (хозяев с кладью ожидает) или смиренно (до поры до времени, пока не надоест) тянущего повозку, так с восторгом кричит: «Кадишон, Кадишон!» И как интересно — на углу нашей улицы дом, в подвале которого как раз живет «ослиная женщина» — так все ее называют. У нее ослик с повозкой работает ежедневно (нанимают за деньги) и кормит хозяйку. Моя мама, когда вернулась в родительский дом и за городом тяжкими трудами возделывала огород, обычно нанимала под картошку ослика с повозкой у соседки. И как этот ослик удивительно справлялся с тяжелым грузом! Привык, наверное.

К тому же на осликах катаются в роскошном городском парке на берегу Терека (идти от нас минут десять). Его по-старинному называют «Трек». Когда-то, конечно до революции, там действительно был велосипедный трек. Так и осталось это название, хотя велосипедисты давно исчезли. Но зато продают мороженое, зато можно целый день сидеть у быстро текущих ручьев, вблизи зеркальных прудов, под сенью склонившихся к воде деревьев — какая тень благодатная в жаркие летние дни. Слушаем журчанье и плеск фонтанов, собираем роскошные павлиньи перья (распустив хвост, разгуливают по парку эти противно крикливые горделивые птицы), целый день среди благоухающих цветов, в беседке, увитой лиловостью глициний, да еще с книжкой в руках. Так бы и остановить время.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии