Жизнь и судьба: Воспоминания

Энвер Ахмедович был великий знаток символизма. На вечере в Доме ученых, посвященном 85-летию А. Ф. Лосева, 9 декабря 1976 года Энвер Ахмедович выступил с докладом на тему о символизме, так как в этом году вышла книга Алексея Федоровича «Проблема символа и реалистическое искусство». Энвера Ахмедовича слушали, затаив дыхание, люди стояли в проходе, в коридорах. Председатель, профессор А. В. Гулыга, всем давал на доклад 15 минут. Общая тема всего собрания «Традиция в истории культуры», и доклады, прочитанные на вечере, вошли в напечатанный и красиво изданный сборник. Энвер Ахмедович выступал минут 30–35. Его просили продолжать, никак не отпускали, но Энвер Ахмедович скромно вернулся на свое место. Все мы надеялись, что Энвер Ахмедович подаст статью в готовящееся издание. Не тут-то было. Он с невероятным упрямством решительно отказался. И книга вышла в 1978 году, но Макаев в ней отсутствовал. Почему он отказался, что им двигало? Вряд ли боялся — тема запретная. Это Лосев — человек отчаянный. А может быть, решил — я лингвист, и не мое дело быть в кругу литературоведов. Кто его знает? Человек он был особенный, особняком стоял и ровно в 60 лет ушел из Института языкознания, академического, где все его почитали, на пенсию, хотя принимал дома, консультировал и давал советы, но только достойным. Знал он новые языки блестяще (на международные конгрессы не ездил, а посылал на всех языках только тезисы — банкет не терпел, дворянин и княжеский сын, не хватало еще советские анкеты кагэбэшные заполнять). У нас дома как-то выступил по-шведски, Маковский — на древнеанглийском диалекте, Алексей Федорович по-гречески. Так пили чай. Но Энвер Ахмедович прекрасно знал языки древние и умел шутить. Он однажды перефразировал 238–269 строки Горация (Ars poetica),где вместо слов «vos exemplaria graeca»— читайте днем и ночью, он произнес: «Lossevia nocturna versate manu, versate diuma» —«Днем и ночью читайте творения Лосева». Моя племянница Елена успела запечатлеть на камеру свою беседу с Энвером Ахмедовичем — целый час рассуждал об Андрее Белом, докторе Штейнере, Эмилии Карловиче Метнере и всех драматических коллизиях. Слушали на вечере памяти Макаева в «Доме А. Ф. Лосева» (4 апреля 2006 года) с огромным интересом и даже аплодировали, как живому собеседнику. Книжная коллекция Энвера Ахмедовича украшает библиотеку «Дома А. Ф. Лосева».

В те же 1960-е на нашем горизонте еще одна совсем непростая фигура — Себастьян Шаумян, доктор филологических наук, один из главных структуралистов (Алексей Федорович их здорово критиковал, но и видел в них полезные, интересные для себя идеи), да еще секретарь парткома в Институте русского языка Академии наук. Это племянник известного большевика, революционера Степана Шаумяна, одного из 26 Бакинских комиссаров, расстрелянных белыми. Оказалось, что я, доцент Московского областного пединститута им. Крупской, преподавала студентке вечернего отделения (а вечерники по возрасту старше тех, кто на дневном, и серьезнее), очень любознательной, по имени Мария Васильевна, которая не раз задавала мне разные вопросы по латинскому и греческому языкам по просьбе своего мужа. И мужем-то оказался (как потом выяснили) Себастьян Шаумян (она называла его мне Сережей — для наивной конспирации?). Так я заочно познакомилась с молодым Шаумяном. А к нам с Алексеем Федоровичем уже приходил солидный ученый, с которым велись у Алексея Федоровича замысловатые беседы — оба ведь блестящие логики и философы языка. И вдруг в начале семидесятых Шаумян эмигрировал в Соединенные Штаты. Все удивлялись — зачем? Почему? Человек зрелый, здесь у него прекрасное положение, партком и т. д. и т. п. А он взял и уехал с семьей и библиотекой — разрешили. Все думали — кому он там нужен, в этой Америке? А он через много лет стал приезжать к нам на «Лосевские чтения», на международные конференции, на российские конгрессы философов. Стал почетным профессором Йельского университета, где у него свой дом, свой сад, где за ним ухаживает Мария Васильевна и где он издает книгу за книгой. И особенно подружился Себастьян Константинович с моей племянницей Еленой. Трогательно смотреть, как она ухаживает за этим старцем, а он всем доказывает свою независимость, самостоятельность и принципиальность — и в науке, и в жизни. Удивительный человек и горячий почитатель незабываемого его собеседника, логика и диалектика (как он сам) Алексея Федоровича Лосева [347].