Шварц. Песню не убьешь. У тебя, Таисья, большая активная масса, но нет в тебе искры божьей, понимаешь? Соображение есть, пылкость чувств, мышечная энергия - а таланта нет. Даже себя жалеешь по-сиротски, по-приютски. Все не хуже, чем у других, дак ведь и не лучше. (Начинает набирать телефонный номер.) Занято.
Таисья. Кому звонишь?
Шварц. Ты в рамках. Ну лауреат, ну Кипр. Ты нырни за. Повезет - и премию подхватишь, и мужика-стахановца, и анекдот про чукчу. Не повезет, так хоть выкупаешься. (Набирает номер, слушает, опускает трубку.) А какое счастье в рамках? "Муж умирает, скрасьте его последние дни". Неплохо, но слабо. Как в метро... У мужа вырос дубликат, помогите законной супруге. Уже интересней.
Таисья. Муж подорвался на чеченской мине, оторвало все хозяйство.
Шварц. Ну в этом направлении. (Набирает номер, слушает, кладет трубку.) Когда муж умирает, ум мужает. Вот и сообрази.
Телефонный звонок.
Таисья. Мужа выдвинули на Нобеля, неудобно, если получит раньше Госпремии.
Шварц. Муж изобрел средство от маразма, опробовал на себе...
Таисья. ...отметьте премией его новый сборник. (Берет трубку.) Секретариат поэта Шварца... Какой Роттердам?.. Ах, Роттердам-заграница! Айн момент. (Шварцу.) Роттердам, из-за границы. Там вроде по-немецки.
Шварц (берет трубку). Йа, фройляйн, дер гроссе поэтише Шварцкоф их бин хир... Шварц, яволь, коррекционе... Инглиш? Инглиш из майне второй языкцих, секондо спикинг... Фестивальрюх? Нот премиум? Нот пер нелле госпремиум телефонато?.. Фестивальрюх дер тутти-фрутти поэтике энергеционе?.. Йес, все время на немецкий сносит, дёйче алле цайт... Инглиш, инглиш, о кей... Инвитейшн аугустус, понимаю, приглашение на август, чего же не понять! Визиторум аугустус месяц. Ферштейн реализациум.
Таисья делает знаки.
Анфоченетли, онли виз вумен. Мит фрау. Уй, уй, уй, авэк фам. Си же морте, эль донато таблеторе... Йес. Таисса Шварцкоф. Шварц, Шварц. Май грэнд-фаза Шварцкоф, конфузиале. Аугустус, фестивальрюх поэтизмо, цвай персона, индид. Фэнк ю вери-вери, иф ю андестэнд вот ай мин. (Кладет трубку.) В августе едем на фестиваль в Роттердаме Эразмском. Кончил шикарно - "иф ю андестэнд вот ай мин".
Таисья. Это я тебя научила. Чего ты язык-то выучить не можешь?
Шварц. Язык, Таиссо Шварцкоф, не учат, а сосут. Высовывают и прикусывают.
Телефонный звонок.
Ты еще научи меня сну! И как потеть. И вдыхать-выдыхать. Меня - языку.
Таисья (берет трубку). Приемная поэта Шварца... Даю. (Шварцу.) "Для тех, кто в море".
Шварц. Раз-два-три, раз-два-три, проверка микрофона... Прямой эфир? Отлично... Сто футов вам под килем, те, кто в море. У нас на суше атмосферное давление в норме, единственный шторм, который прошел,- это выдвижение поэтической элиты страны на Государственную премию. Молодая золотая фанфара Умелин, многоопытная медовоголосая виолончель Ким, тихострунные гусли нашей старейшей поэтессы. Умелин на всех парусах летит также и к премии "Карнавал", которую у него, возможно, даже больше шансов выиграть. Поклонники энергоемкой лирики Кима ждут, что если не гос, то престижный "Купол" ему, во всяком случае, обеспечен. Наша Сафо обладает несравненной, как сказали бы на флоте, остойчивостью и солидным водоизмещением. Багров, продолжу в том же духе, погрузился в настоящее время, как глубоководный батискаф, в пучину морскую, пожелаем ему благополучного всплытия. И, наконец, Валерий Шварц, ваш покорный слуга. Погиб и кормщик и гребец, лишь я, таинственный певец, на берег выброшен грозою с моею верною музо ю. Подруги поэта меняются, а муза - единственна. Мы с адмиралом Кологривовым проходили по океану жизни одними маршрутами: сперва он бросил якорь в некоей прелестной лагуне, потом я. Зато в другой я был первый, он последовал за мною. Сирены пели нам: имя одной - Тамара, другой Таисья. Пусть ни которая не обижается - своим музыкальным слухом я обязан обеим. Абсолютным, замечу, слухом - почему и сумел безошибочно настроить лиры, врученные мне Ахматовой и Пастернаком, и передать одну из них Бродскому. Попутного вам ветра, вы, кто в море!.. (Выдерживает паузу.) Ага... Прошло?.. Ну, попутного ветра. (Опускает трубку.)
Пауза продолжается.
Немного занесло. Бывает... В целом получилось. Понятно, что я хотел сказать. Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь. Где мои голубые таблетки? (Ложится на тахту.) Я его знать не знал, помнил какого-то Хулдомуева, это ты мне брякнула - Кологривов.
Звонит телефон.
Бери трубку и расхлебывай. И не делай лица - никакой катастрофы не произошло. Ляпнул, но ничего ужасного. Поэт всегда впадает в транс, мир от него этого ждет. Вакхический транс для тех, кто в море.