В архивах российского царского МИДа сохранились многие документы, донесения Геденштрома, но Советская Россия почему-то не давала им «хода». Джентльменство профессионалов? Расчет на будущее, когда цена документа и компромата значительно возрастет? Просто забывчивость, во что трудно поверить? Желание использовать компромат как разменную карту в будущих дипломатических и разведывательных действиях в интересах Италии и СССР? Список вопросов может быть очень длинным. Но ни Москва, ни Рим за двадцатилетие итальянского фашизма ни словом не обмолвились о сотрудничестве Муссолини с царской разведкой в 1913–1915 годах. Точно так же почему-то молчали о связях Мартина Бормана с НКВД. Об этом мне сообщил Валентино — директор римской газеты «Манифесто», считающей, что один из главных военных преступников умер в Риме в 1952 году под именем Курта Гауса[3].
…От сохранения тайны сотрудничества выигрывали и Муссолини, и Италия, которая через действия и нейтралистов, и интервентистов (и ИСП, и Муссолини) выторговала, не дожидаясь победы, у партнеров из Антанты немалые уступки. В частности, по Лондонскому соглашению Италии с державами Антанты, но договору, заключенному 26 апреля 1915 года об условиях итальянского участия в Первой мировой войне, Рим получал перспективы на стратегическое, политическое, экономическое и военное господство или приоритетные позиции в Адриатике, в Средиземноморье и Африке. По тайному сговору Италия приобретала право на территории, где проживало преимущественно итальянское население, а также на земли «разных народов». Взгляды Рима простирались на Трентино, частично на Тироль. Триест, Истрию, Далмацию. Во владения Италии попадали Додеканесские острова, Валона с островом Сасеио, прилегающие территории, а также «анклавы» в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Поднимался воинствующий националистический дух, который требовал от итальянцев «не принимать что-либо в дар, а уметь завоевывать, как это делали римляне в античные времена». Кто как не Муссолини насаждал эти мысли! Уникальный случай, когда империализм навел мосты единства с национально-освободительным движением. Тактически все сводилось в мае 1915 года к следующей «схеме» по-итальянски: не допустить подавления балканских государств и малых наций. В их автономии были заложены гарантии для успехов итальянской внешней политики. В этом контексте Италия становилась рядом с государствами Антанты, на стороне которой уже с сентября 1914 года воевали итальянские добровольцы — четырехтысячный легион под командованием Пеппино Гарибальди. Он влился во французскую армию и принял участие в боях на Западном фронте.
В конце 1915 года погибли внуки национального героя Италии Джузеппе Гарибальди — Бруно и Костанте. Муссолини, Нальди, интервентисты и Кo умело использовали обстановку, спои печатные средства и массовые демонстрации для раздувания милитаристского и шовинистического психоза. Муссолини позже (28 февраля 1915 года) потирал руки: «Брошены добрые семена, и все увидят, что они не окажутся бесплодными». И они, эти «семена», действительно попали в благодатную почву фашизма, укрепления националистической идеи сначала Великой Италии, а затем Великой Римской империи, новое «летоисчисление» которой начиналось уже после «похода на Рим» в 1922 году.
Германия и Австро-Венгрия долго пытались удержать Италию в орбите Тройственного союза. В начале мая 1915 года фон Бюлов — представитель кайзеровского германского правительства передал в Риме список таких значительных территориальных уступок со стороны Австро-Венгрии, что, казалось бы, такого не добьешься никакой победоносной войной, но было уже поздно. Нарушено было и обещание короля Витторио Эмануэле III, данное в августе 1914года императорам Германии и Австро-Венгрии, — соблюдать «благожелательный нейтралитет».
Раььше говорили «мир» и спрашивали: «А что после мира?» Теперь громко произносили ужасающее слово «война», и никто не задавал вопрос: «Что после войны?» Многое было ясно: Италия к войне не готова, армия почти небоеспособна, ее рядовой состав набирался, как говорили в то время, «из самых глупых сыновей», а генералитет, превышавший в количественном отношении все разумные рамки, сверкал погонами на плацах, в салонах и дворцах, но большего не умел.
Префекты 69 итальянских провинций давали правительству приукрашенную картину положения на местах, но залатать бедность словами было трудно или невозможно. Муссолини в своих публицистических выступлениях «заплаты» не скрывал, а выделял, и тем самым был полезен и для сторонников войны, и для ее противников. Беспроигрышная позиция. Его обвиняли в предательстве, но он логично парировал все нападки: как можно считать предателем лицо, которое никаких заверений не давало, чаще всего было в оппозиции и к либералам, и к реформаторам, и к нейтралистам?