Жизнь и смерть

— Ни в коем случае! — прошептала Эдит. Ее лицо стало еще белее, чем обычно, а глаза внезапно наполнились ужасом. Она осторожно высвободила свои пальцы из моей ладони и с силой обхватила себя за плечи.

Моя рука осталась в одиночестве, онемевшая от холода.

— Что такого я сказал? — спросил я.

Эдит на мгновение закрыла глаза, восстанавливая самоконтроль. Когда мы наконец встретились взглядами, она показалась мне рассерженной.

— Я почти жалею, что это невозможно. Похоже, ты не совсем понимаешь реальное положение дел. Тебе, наверное, было бы полезно увидеть, насколько я на самом деле опасна.

— Хорошо, но тогда почему нет? — надавил я, пытаясь не обращать внимания на жесткое выражение ее лица.

Эдит гневно уставилась на меня на целую долгую минуту.

— Позже, — наконец сказала она. И одним грациозным движением поднялась из-за стола. — Мы опаздываем.

Оглядевшись, я с изумлением заметил, что она права и кафетерий практически опустел. Когда я с ней, время и место кажутся такими незначительными мелочами, что я совершенно перестаю следить и за тем, и за другим. Я вскочил и подхватил с пола наши сумки:

— Хорошо, позже.

Я не забуду.

Глава одиннадцатая Осложнения

Все смотрели на нас, пока мы вместе шли к своему лабораторному столу. На этот раз Эдит не стала отодвигать стул, чтобы сесть как можно дальше от меня. Вместо этого она устроилась совсем рядом, наши руки почти соприкасались. Ее волосы слегка щекотали мою кожу.

Миссис Баннер, пятясь, вошла в аудиторию, она везла за собой на передвижном столике старый телевизор с видеомагнитофоном. Все в помещении сразу же расслабились. Я тоже почувствовал облегчение: сегодня мне всё равно было бы не до лекции. Разобраться бы с тем, чем уже переполнена моя голова.

Миссис Баннер вставила в видеомагнитофон какую-то древнюю кассету и направилась к выключателю. Когда в классе воцарилась темнота, дело приняло странный оборот.

Я и без того уже остро осознавал, что Эдит сидит прямо здесь, всего в дюйме от меня. И даже не представлял, что могу еще сильнее ощущать ее присутствие. Но в темноте… Возникло такое чувство, словно электрический ток перетекает из ее тела в мое, насыщая узкий промежуток между нами маленькими молниями, вроде тех, что скачут между двумя оголенными проводами. Особенно интенсивно, почти до боли, это ощущалось в том месте, где ее волосы касались моей руки.

Мной овладело мощное, почти непреодолимое желание протянуть руку к ее идеальному лицу… всего разок коснуться ее в темноте. Что со мной не так? Нельзя же лезть к людям и трогать их только из-за того, что погас свет. Сжав кулаки, я крепко скрестил руки на груди.

Начались вступительные титры, и мрак в аудитории слегка рассеялся. Не в силах удержаться, я бросил быстрый взгляд на Эдит.

Она сидела в позе, практически повторяющей мою — руки скрещены, кулаки сжаты — и как раз в этот момент взглянула на меня, а заметив, что я тоже на нее смотрю, улыбнулась почти смущенно. Даже в темноте ее глаза по-прежнему обжигали. Мне пришлось отвернуться, иначе я обязательно сделал бы что-нибудь глупое… и уж точно не совпадающее с представлением Эдит об осторожности.

Это был очень долгий час. У меня не получалось сосредоточиться на фильме. Я понятия не имел, о чем он. Пытался вести себя как обычно, хотя бы расслабить мышцы, но электрический ток никак не унимался. Время от времени я искоса поглядывал на Эдит, но она тоже оставалась напряженной. Ощущение, что мне необходимо коснуться ее лица, также отказывалось исчезать. Я с такой силой прижимал к ребрам стиснутые кулаки, что начали ныть пальцы.

Когда миссис Баннер включила свет в конце урока, я вздохнул с облегчением и вытянул руки, распрямляя сведенные кисти. Эдит хохотнула.

— Что ж, это было… интересно, — тихо пробормотала она, настороженно посмотрев на меня.

— Угу, — всё, что я смог выдавить в ответ.

— Пойдем? — спросила Эдит, поднявшись на ноги одним плавным движением и подцепив свою сумку одним пальцем.

Я аккуратно встал, беспокоясь, что после всего этого меня будет шатать.

Молча она дошла со мной до спортзала и остановилась у двери. Я поглядел на нее, собираясь попрощаться, но слова застряли в горле. На ее лице отражались почти болезненные терзания, и оно было таким невыносимо прекрасным, что желание прикоснуться к ней охватило меня еще сильнее, чем раньше. Но можно было только стоять и смотреть — и все мои силы уходили на то, чтобы сохранять неподвижность.

Эдит нерешительно подняла руку — в глазах ее ясно читалась внутренняя борьба, — а потом быстро провела кончиками пальцев по моему лицу, от виска до подбородка. Пальцы у нее оказались, как всегда, ледяными, но след, оставленный ими на коже, был подобен ожогу, который еще не начал причинять боль.

Не сказав ни слова, она развернулась и быстро зашагала прочь.