Практически такие же позиции занимали лидеры среднеазиатских республик — Каримов, Акаев, Ниязов и Искандаров, представлявший тогда Таджикистан. Не знаю, как сложится дальнейшая судьба каждого из них в наше «турбулентное» время, но должен сказать, что на том исключительно ответственном отрезке истории, когда решалась судьба Союза, эти национальные деятели проявили ясное понимание той истины, что разрушение Союза нанесет колоссальный ущерб их народам. Вовсе не хочу сказать, что они всякий раз безоговорочно поддерживали предложения, исходящие от союзных органов. Все они стремились избавиться от тягостного сверхцентрализма, добивались, что вполне естественно, большей самостоятельности. Но я бы сказал, что они не теряли при этом здравого смысла, не делали из независимости фетиша, самоцели.
Сразу после того, как были приведены в порядок «растрепанные чувства», приняты неотложные меры по ликвидации последствий пуг-ча, я начал встречаться с республиканскими лидерами. 23 августа беседовал с Ельциным, Назарбаевым, Акаевым, Муталибовым — все тогда не смогли приехать в Москву. В последующем, собравшись уже в более полном составе в Ново-Огареве, мы как бы заново проинвентаризировали весь комплекс неотложных проблем, стоявших перед страной, и сошлись на том, что начинать нужно с восстановления эффективного механизма власти и управления.
После путча этот механизм был настолько разлажен, что никакие самые своевременные и оптимальные решения не имели шансов быть проведенными в жизнь. «Осваивая» суверенитет, республиканские власти все чаще принимали к исполнению только те распоряжения центральных министерств, какие им были выгодны. В центре же нарастала чехарда в связи с тем, что власть, если не де-юре, то де-факто, раздвоилась между Кремлем и Белым домом. Занятая этой внутренней междоусобицей, столица все больше теряла рычаги контроля за экономикой. А это, в свою очередь, побуждало «места» все больше полагаться на самих себя, действовать на свой страх и риск.
Всем нам было ясно, что реальные шансы на восстановление порядка в этих условиях может иметь только орган, обеспечивающий согласование интересов и воли республик с общесоюзными интересами и волей. Вначале возникла идея включить республиканских лидеров в Совет безопасности, а затем решили вместо этого учредить Государственный совет.
Сосредоточение власти в руках Государственного совета рассматривалось нами как временная мера, которая будет сохранена до принятия нового Союзного договора, определяющего устройство союзных органов, их отношения с республиками и т. д. Уже с первых наших «по-слепутчевых» встреч в Ново-Огареве речь зашла о необходимости возобновления работы над Союзным договором. В сентябре казалось вполне возможным дать проекту Союзного договора второе рождение, и на этот раз без помех довести его до подписания.
В то же время мы сознавали, что в сложившихся условиях трудно рассчитывать на участие в обновленном Союзе всех республик. Поэтому решено было воплотить идею, которая давно, еще с середины 1990 года, активно обсуждалась, а именно: наряду с Союзным договором предложить республикам подписать Экономическое соглашение. Этот, как бы второй, этаж союзнических отношений давал возможность «не потерять» те республики, которые, как и все остальные, кровно нуждаются в экономическом сотрудничестве, но по разным причинам не готовы войти в состав Союза. Не скрою, мы рассчитывали, что экономические узы помогут постепенно преодолеть недоверие к союзным структурам.
Августовский путч сорвал процесс формирования новых союзных отношений между суверенными государствами. Понимая всю опасность новой ситуации для демократических преобразований, возобновление работы над Союзным договором я рассматривал как главный приоритет. Этим определялись все мои действия в ходе чрезвычайной сессии Верховного Совета СССР, созванной сразу после путча и принявшей решение о безотлагательном проведении внеочередного Съезда народных депутатов СССР.
Оценивая атмосферу, сложившуюся накануне съезда, и особенно дискуссию вокруг повестки дня, я и руководители республик были весьма обеспокоены тем, чтобы съезд вновь не втянулся с самого начала в бесплодные споры.
На съезд надо было выходить с общей позицией президента и руководителей республик. В ночных дебатах родились идея и сам текст Заявления — его подписали главы 10 союзных государств, а в разработке участвовала и Грузия (отсюда известная формула «10 (11)+1»).
По данному поводу было немало спекуляций, некоторые договаривались до того, что будто Горбачев и лидеры республик совершили своего рода государственный переворот, не удавшийся путчистам.
Это — чепуха уже потому, что все сентябрьские решения были приняты самим съездом, иначе говоря, конституционным путем. Далее, потому что был сохранен высший законодательный орган — Верховный Совет. И наконец, потому, что серьезная реорганизация структур управления страной была предпринята не по прихоти лидеров, а как вынужденная, временная мера, продиктованная последствиями путча, новыми реальностями.