Жизнь и приключения Заморыша (Худ. Б. Винокуров)

Спорили долго. И чем спокойнее говорил Роман, чем убедительнее звучала его речь, тем больше кипятился Калугин, тем беспорядочнее сыпал слова. Ушел он с багровыми пятнами на щеках.

Роман посмотрел на меня смеющимися глазами:

— Хорошо я его отбрил?

— Очень! — воскликнул я.

Таким, явно довольным собой, мне никогда не приходилось видеть Романа.

— Эх, жалко, нельзя мне открыто выступать в полемике вот с такими оппортунистами, буржуазными приспособленцами. А кто слышал меня раньше, говорили, что я их в щебенку крушил. Ну ладно, расхвастался! Если хочешь знать правду, все, что я говорил сейчас, я говорил не для него, а для тебя. Иначе я совсем не стал бы говорить. А ты вот послушал наш спор и на живом примере увидел, кто куда тянет. То, что он говорил, говорят и все верные последователи Мартова и Плеханова, этих «вождей» II Интернационала, скатившихся до прямого социал-шовинизма.

— А то, как ты крушил его, мог сделать только последователь…

Я запнулся, не зная, нужно ли открыто говорить ему то, в чем я уже был убежден.

— Ну? — поощрительно поднял он голову.

— Ленина, — с готовностью закончил я.

8. Волшебные очки

Кто-то на нашем курсе задал Ферапонту вопрос, почему в России так сильно развит кустарный промысел. Он ответил, что причин много, и принялся их перечислять: тут и особенное географическое положение страны, и обилие сырьевых материалов, и природная сметливость русских крестьянок, плетущих кружева не хуже прославленных брюссельских, и относительная слабость российской промышленности. Я сказал:

— Будь у крестьян достаточно земли, их сметливые жены и дети не стали бы по шестнадцать часов в сутки чахнуть над кружевами.

— Что вы хотите этим сказать? — не глядя на меня, сухо проговорил Ферапонт (он уже давно избегает встречаться со мной взглядом).

— Что вы забыли назвать одну из главных причин.

— Это не основная причина, — презрительно кривя губы, ответил он и назвал какой-то край, в котором пахотной земли вполне достаточно, но кустари там плетут рогожные кули чуть ли не на всю Россию.

Я не знал, сколько в том крае земли, но с уверенностью сказал, что земли там достаточно для помещиков, а помещики рогожу сами не выделывают.

Словом, мы поцапались.

Я вернулся домой, когда Роман и Аркадий уже сидели за столом.

— Ты что, опять сражался с Ферапонтом? — спросил Роман.

— Так, немножко поспорили.

— Хорошо «немножко»! — засмеялся, давясь вареником, Аркадий. — Чуть не укусил его.

— Как это «чуть не укусил»? — не понял я. — В непосредственном смысле слова?

— Ну да! За палец. Он тем и спасся, что убежал из аудитории. Так, по крайней мере, Воскресенский говорил.

— Воскресенский и не то может наплести, — усмехнулся Роман. — Недавно он рассказывал, что встретил на меловом холме гориллу и даже поздоровался с ней за руку. С пьяных глаз чего не покажется! Ну, все-таки, что у вас там вышло?

Я подробно рассказал. Роман слушал молча, лишь изредка бросая на меня короткий и явно одобрительный взгляд.

Когда в комнату донесся гул церковных колоколов, Аркадий захлопнул книгу, натянул шинель и ушел.

— Что бы это значило? — повел Роман бровями. — Как только зазвонят к вечерне, наш Аркадий одевается и уходит.

— Наверно, идет на свидание с какой-нибудь епархиалочкой или гимназисткой. А вечерний звон — это у них условленный час свидания.

— Скорее всего — так. А я уж готов был подумать, что он и впрямь готовится стать важной духовной особой, игуменом монастыря, что ли. Как бы то ни было, он кстати ушел. Хочу поговорить с тобой наедине. Ты вот рассказывал о споре с Ферапонтом. В общем, ты, конечно, прав. Но твоя аргументация недостаточно глубока. Я давно хотел тебя спросить: ты как знакомился с марксистским экономическим учением, по какой книге?

— По «Эрфуртской программе».

— А учение Маркса надо знать по Марксу. Ты уже в таком возрасте, в каком и можно и должно науки изучать по первоисточникам, а не по изложениям, к тому же еще и кривобоким. И вот мой совет: возьми-ка ты первый том «Капитала» и основательно проштудируй его. Проштудируешь — и станешь на голову выше. Так, по крайней мере, я себя почувствовал, когда дочитал эту книгу до конца.

— А где его взять? — спросил я, вспомнив все свои безуспешные попытки найти «Капитал» в библиотеках. — Мне бы хоть одним глазком посмотреть на него.

— Зачем же одним? — улыбнулся Роман, — Смотри двумя.

Он пошарил в своем чемодане, вынул из него объемистую книгу в переплете и протянул мне.

— Это… это «Капитал»? — даже отступил я в волнении.

Роман поднял переплет:

— Читай.

Я впился в титульный лист. На нем стояло:

Я выхватил книгу и сел за стол с намерением сейчас же приняться за ее штудирование.