Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Однако движение созависимости распространяет свои идеи очень широко, и такое распространение становится уже опасным. Если зависимость определять как болезнь, то и созависимость в той же мере можно считать болезнью. Никто, однако, до сих пор не предложил диагностические инструменты для надежного различения «патологического сопереживания» от состояния душевного здоровья. Более того, проблема «сопереживания» как «созависимости» была вскоре объединена с идеей «трудной любви», каковым понятием обозначают почти всякое заботливое поведение в отношении зависимых, каковое «поощряет» на продолжение потребления наркотических субстанций. В результате психологи-консультанты организации «Анонимные алкоголики» и ее члены стали рекомендовать отказываться от проявлений любви и от материальной поддержки. Добавьте это к индивидуалистической культуре, которая считает желание положиться на кого-то проявлением слабости, и вы получите готовый рецепт диффамации нормальной человеческой потребности и усугубления боли страдающих от зависимости людей, не говоря уже о сохранении позорного клейма наркомана. В самом деле, на пике движения «созависимости», в начале девяностых, некоторые психологи заявляли, что 94 процента всех отношений между мужчинами и женщинами являются ненормальными, о чем говорил хотя бы тот факт, что мультфильм «Взрослые дети нормальных родителей» не пользовался никакой популярностью.

В моем случае даже до того, как я стала зависимой, я уже не принимала двусмысленные правила флирта и ухаживания, и это было главной причиной моих любовных неудач. Например, я не понимала, как надо флиртовать; я всегда считала флирт изощренной формой лжи, потому что в этот период люди никогда не раскрывают свои истинные намерения. Поскольку я привыкла подходить ко всему открыто и прямо, то сразу бросалась на шею мужчине, который мне нравился, и, естественно, результат всякий раз оказывался катастрофическим. Моя эмоциональная прямота, вера в то, что ум – это достоинство (к несчастью, это часто не относится к женщинам, особенно молодым), в сочетании с искренностью отпугивали молодых людей, которые быстро отступали. Сейчас, оглядываясь на свою юность и молодость, я с сочувствием смотрю на тогдашнюю мою личность, но тогда каждый отказ лишь усугублял мое негативное отношение к себе.

Эта стратегия в соединении с моей наклонностью, скажем так, упорствовать, невзирая на отрицательные последствия, сослужила мне плохую службу. Начиная с моего первого любовника, это означало, что я путалась с самыми неподходящими людьми, часто с парнями, которые открыто говорили, что не любили меня. Я терпела почти все виды наплевательского к себе отношения, радуясь, что у меня есть хоть какой-то секс и видимость любви, и такие отношения подчас длились годами. Хуже того, мне так нужны были любовные отношения, что я не разрешала себе видеть их нездоровую сущность.

Действительно, я вступила в романтический возраст в наименее романтическую эпоху в американской истории: в конце семидесятых и начале восьмидесятых, когда идеализм шестидесятых уступил место низкопробному бесстыдству. Это было время повальных разводов, время, когда человека, бросившего жену и детей ради того, чтобы «найти себя», не клеймили позором, а идеализировали. Стиль жизни сместил все нравственные ориентиры, особенно в головах юных девочек. Взрослые мужчины изнывали от вожделения к пятнадцатилетней Брук Шилдс, мурлыкавшей: «Вы хотите знать, что у меня надето под джинсами? – Ничего». Нам говорили, что мы должны стремиться к удовольствиям, а ансамбль Knack пел: «Хорошие девочки так не поступают». Мы не имели внятных суждений о сексуальных домогательствах и изнасилованиях на свидании – парни и мужчины, пытающиеся добиться своего, невзирая на ваши желания, были просто частью жизни. Предполагалось, что вы всегда должны хотеть и не «залипать». Был потерян шаблон слова «свидание» – оно само безнадежно вышло из моды, став реликтом «Счастливых дней» пятидесятых годов. Секс пропитал все, но любовь стала призраком – и это в лучшем случае.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что книга Пила и Бродского «Любовь и наркотическая зависимость», где утверждалось, что любовь есть форма зависимости, стала бестселлером 1975 года. Целью авторов было снять позорное клеймо с зависимости, сравнив ее с самым здоровым, самым естественным чувством – любовью. Но, учитывая культурный контекст того времени, книга не столько уменьшила представление о патологической природе зависимости, сколько представило любовь как патологию.