Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Извне, однако, все это выглядит довольно причудливо: возникает впечатление, будто ребенок либо лжет, что его раздражают какие-то стимулы, для того чтобы «добиться своего» (иначе почему иногда ему нравится тот же стимул?), либо он просто одержим своей властью и говорит, что стимул его расстраивает, чтобы по собственному произволу эту власть выказать. Точно так же способность к напряженному вниманию при интеллектуальной заинтересованности, каковую наблюдают при аутизме и СДВГ, часто воспринимают как своевольное упрямство: очевидно, что такие дети проявляют безграничное внимание, если хотят сосредоточиться, но не проявляют, если не хотят, но извне это выглядит как: «Видишь, ты можешь, значит, надо сильнее стараться». Однако поскольку я не знала, как сильно отличаются мои ощущения от ощущений других людей, то и не могла им объяснить, что происходило со мной на самом деле.

В результате мои попытки справиться со своей повышенной чувствительностью и навязчивостями расценивались негативно. То, что я уклонялась от ласк, объятий и прикосновений, служило лишним доводом в пользу того, что я не «людской человек», а мое желание контролировать ситуацию, несмотря на предпочтения других людей, заставляло окружающих считать меня «эгоисткой». Моя неспособность видеть, что другие люди не обязательно разделяют мои интеллектуальные навязчивости, делала меня в глазах этих других еще большим эгоцентриком; это также приводило к моему отчуждению от сверстников. Отсутствие людей, которые разделяли бы мои интересы, лишь усиливало мою склонность к книгам и абстрактным идеям и еще сильнее отчуждало от других детей, что создавало порочный круг положительной обратной связи.

Двек утверждает, что цельное и непротиворечивое ощущение собственной ценности может породить ощущение того, что беспомощность и отчаяние будут вечно сопровождать человека. Положительной стороной такого ощущения в моем случае было стремление сфокусировать все мои усилия на успеваемости, высокие достижения в которой привели меня сначала в колледж, а потом и в Колумбийский университет. Но одновременно это же ощущение породило во мне тревожность, ненависть, отвращение к себе и депрессию, заставило меня смотреть на себя и на мир так, что единственным способом справиться с отчаянием стало бегство от реальности.

Конечно, к наркотической зависимости ведут многочисленные пути. Однако несмотря на то, что мой путь выглядит довольно оригинальным, он на самом деле не является таким уж редким, как может показаться на первый взгляд. Зависимость возникает во взаимодействии детского характера, детского чувственного опыта и их детской интерпретации. В то время как нюансы моего случая, конечно, необычны, во взаимодействии перечисленных факторов как раз не было ничего необычного. В моем случае повышенная чувствительность привела к властности, которая, в свою очередь, привела к ненависти и отвращению к себе; это, в соединении с отсутствием других приспособительных навыков, привело меня к наркотикам, в частности к героину, который показался мне невероятно привлекательным.

Однако такие же переходы характерны для историй многих других людей с наркотической зависимостью. Рон, который руководит лечебным центром, рассказывал мне, как начались его проблемы с героином. Рон родился в семье черных американцев, принадлежавших к среднему классу, однако он чувствовал себя очень неуверенно из-за заикания. Рон говорил, что испытывал постоянное давление со стороны родителей, которые хотели, чтобы он стал врачом или адвокатом, – и эти надежды внушали ему ощущение собственной ценности. Когда же он в 14 лет попробовал героин, говорил Рон, «то перестал испытывать чувство тревоги, перестал чувствовать напряжение и страх». Ощущение благополучия, испытанное после введения героина, заставило его пробовать еще и еще раз.

Напротив, Виолетта (имя изменено) испытывала множество неприятных чувств вследствие травмы. В возрасте тринадцати лет она стала свидетельницей смерти отца, потом в автомобильной аварии погиб ее старший брат, ее постоянно задирали в школе, а потом на протяжении четырех лет ее растлевал ее дядя. Результат первой инъекции кокаина она описывала так: «Мне показалось, что с моих плеч упал весь этот тяжкий и страшный груз». Начало жизни Виолетты было сопряжено с потерями, ощущением собственной ничтожности и ненужности. Эти ощущения сделали наркотик, порождавший ощущение силы, особенно привлекательным.

Обычно проходят годы, прежде чем наши впечатления и наше нарушенное ощущение самости приводят нас к наркотикам, а потом проходят месяцы повторного, ежедневного приема, прежде чем устанавливается прочная зависимость. Болезнь порождается из способа, каким мы определяем себя в мире, и тем путем, какой учит нас, что наркотики могут облегчить непрекращающийся стресс.