Вожак тут же замолчал и обернулся. Тяжело ступая и опираясь на корявую клюку, к Маду с Яфой в лапах вышел кот. Он горбился, а глубокий капюшон надежно скрывал морду, так что определить его пол было невозможно. За спиной у кота с неестественно громким шумом, будто чем-то нарочно утяжеленный, волокся подол плаща. Кошкоты, при виде старца, почтительно кланялись и расступались, перешептываясь.
А вот и местная знаменитость. Может, тоже вожак? Или шаман какой.
Я судорожно пыталась припомнить сюжет своей книги, а заодно и выяснить, кто же этот старик. Но о кошкотах история была совсем короткой. Второстепенные персонажи, зло, которое требовалось победить, чтобы люди, наконец-то, вздохнули спокойно. Да и основная часть повествования «Императора» была занята историей любви девушки-простолюдинки и полубога, правителя пустынь.
Эх, голова моя глупая! От досады я едва не заревела.
Шани тем временем распрямилась, обратившись в стройную, будто и не способную вовсе нашинковать всех и каждого в мелкий винегрет кошечку.
– Мут, ты услышала мой зов, – склонилась она в поклоне, выгнув спинку. – Помоги спасти Яфу!
Таинственная Мут, неожиданно для меня оказавшись женщиной, подошла чуть ближе и встала аккурат между кошачьим народом и нами.
– Яфе я помочь не в силах, – проскрипела, будто несмазанная телега, Мут. – Но у меня было видение.
Коты совсем замерли.
– Говори, мудрейшая, – приложил лапу к груди Джахо в почтении.
Мут немного помолчала, развернувшись к нам мордой. Мне стало зябко. Темная дыра капюшона скрывала ее глаза, но и без того понятно: взглядом в эту секунду сверлит она именно меня.
– У меня было видение, – повторила кошка. – Сияя золотом, в мир спустилась богиня.
– Великая Кошка? – огромные зеленые глаза Шани сделались еще больше. – Прародительница?
Мут отрицательно покачала головой и, вызвав всеобщее благоговейное «ох», произнесла.
– Нет. Она стоит выше прародительницы. Она перемещается вне времени и пространства из мира в мир, а ее сила способна разрушать любые оковы и сети. – Мут помолчала, подогревая любопытство. А может, просто пытаясь припомнить, что сказать хотела. Лет-то уж ей явно немало. – Имя ей Мать. И она сейчас здесь.
«Здесь? Здесь!» – раздалось со всех сторон, а затем вновь тишина. Одинокий сверчок цвиркнул где-то неподалеку и тут же смолк.
Медленно развернув голову, я уставилась на глядящего с ответным недоумением аспиранта. Тот смотрел своими темными глазищами и напряженно хмурился в раздумье.
И меня вдруг осенило.
– Ян Викторович, – одними губами произнесла я. Отчего-то сердце заколотилось, как сумасшедшее. – Получается… Это вы кошачья богиня, что ли? Мать?
Бранов сперва приоткрыл рот. Затем закрыл. Потом снова приоткрыл.
– Ты с дуба рухнула что ли, Вознесенская?
Если бы могла, плечами в ту секунду пожала. А так, только губу закусить в раздумье смогла.
– Ну, вы же перемещаетесь между мирами. Светитесь золотом и умеете пережигать магические сети.
Коты внимательно вслушивались в каждое слово, а старуха в капюшоне будто бы с удвоенным интересом внимала.
– Совсем двинулась, – простонал аспирант, выразительно таращась. – Речь идет о богине! И если ты все еще не заметила, – зачем-то подбородком пытался указать себе на грудь Бранов. – Я мужчина. Мужчина!
– Это непроверенный факт, – невозмутимо сощурилась я. – А вдруг…
– Есть только один способ узнать наверняка, – не дыша прошептала Шани, переводя вопросительный взгляд с нас на Мут. – Освободить Яфу. Разрушить человечьи силки.
Старуха, пристукнув клюкой, согласно тряхнула головой, и в ту же секунду Джахо махнул лапой.
– Освободить лысых.
Шани повернулась к вмиг развязанному Бранову, тщательно следя, чтобы никто не смел его и когтем тронуть. А затем и за моим освобождением проследила.
Все те пару метров до кострища показались мне целой вечностью. А что если все это ошибка, и ничего не выйдет? Изжарят нас и съедят. Облезлый уж точно наметился закусить человечинкой.
Бранов шел рядом и, подойдя к Маду с Яфой в лапах, повел рукой, предлагая мне попробовать снять силки первой.
– Нет, – замотала головой в страхе я. – Сперва вы.
Под всеобщее молчание аспирант подошел к костру, ткнул в угли первой попавшейся под руку хворостиной. Поджег.
Яфу тем временем уложили на землю, и Бранов, будто самому себе решительно кивнув, присел на корточки. Я затаила дыхание, но едва он коснулся сети, та предупреждающе зазвенела комариным писком.
Внутри у меня тут же все обмерло.
Словно во сне я опустилась на колени перед котенком. Руки не слушались, ладони вспотели. Воздуха катастрофически не хватало.
– Давай, Мика, – ободряюще шепнул аспирант.
На секунду задержавшись над слипшейся, окровавленной шерсткой, я коснулась серебряной нити. Как и прежде, без труда поддела ее пальцем и потянула на себя. Бранов тут же поднес горящую хворостину, и нить человечьих силков лопнула, засияв.
Шани зашептала что-то, сложив обе лапы на груди, а старуха наконец откинула капюшон. Под ним не обнаружилось ни кошачьих ушей, ни влажного треугольного носа. Только привычное человеческое лицо, испещренное глубокими бороздами морщин.