Жизнь «до» (СИ)

Удивительно, но даже оттянуть нить, как это делала я, у нее не получалось. Обрывки сети тут же начинали предупреждающе звенеть. Шани подступала то с одной, то с другой стороны, но сделать ничего не могла и оттого горестно и жалобно выла.

– Позовите Мут! – заголосила кошка, бросая дикие взгляды. – Она снимет, она…

Подхватив свое нехитрое одеяние, Шани бросилась к мосткам, но убитый горем голос Маду ее остановил.

– Дорогая, – он глядел на кошку, опустившую лапы в предчувствии самого страшного, – серебряную сеть нельзя снять. Ты знаешь. Даже Мут это не под силу.

Шани затряслась от ужаса. Хвостик взметнулся вверх, вниз и понуро повис. Все собравшиеся молчали и даже ушами не стригли.

Ну, вот. Теперь я знаю, как выглядит кошачий траур.

– Прошу прощения.

Прозвучало совсем тихо, будто мышь пискнула. Но коты на то и коты. Они разом уставились на меня так, будто я чудо-юдо рыба-кит и, по определению, говорить не должна. Собственно, даже Бранов с удивлением вытаращился.

Я же, вытянув шею, пыталась приветливо улыбаться зверюгам, а заодно и говорить как можно членораздельнее.

– Господин… Маду, – ничего лучше, чем обратиться к кошкоту так, как-то не придумалось. – Если я правильно понимаю, серебряную сеть вам с Яфы не снять.

Джахо, тот самый, что казался мне за главного, предостерегающе положил лапу на плечо Маду. Глаза у последнего, к слову, недобро сверкнули. Нужно было продолжать говорить, пока меня слушали. Другого случая наверняка не представится.

– Если ее не снять, Яфа погибнет, поэтому…

– До тех пор, пока моя дочь не отправится в загробное странствие, – прошипел Маду, прижимая уши к голове, – я буду разрезать каждый клочок твоего тела, отвратительное создание. Ты будешь истекать кровью вместе с ней!

Сглотнув и подавив вздох ужаса, я замотала головой. Возможности жестикулировать не хватало как никогда в жизни.

– Минуточку! Я не договорила. Я могу помочь.

– Зажарим ее на костре, Джахо! – зашептал худой, с чуть облезшими боками кот, маниакально сверкая глазами навыкате. – А мужчину допросим и тоже зажарим! Вкус-сс-сно!

Я приоткрыла рот, готовясь возмущаться, молить и снова возмущаться, но Шани выступила вперед, приложив лапку к рывками вздымающейся от волнения груди.

– Ты… можешь спасти Яфу?

Я осторожно кивнула.

– Только не я, – повела головой в сторону аспиранта, – он. Спички все еще при вас, Ян Викторыч?

Бранов удивленно покачал головой. Так и думала. Поди, и нож отобрали.

– Шани! Не говори с ними, – зарычал Маду, скалясь. – Лысым веры нет!

Однако кошка сделала еще один шаг мне навстречу. Ради котенка она, похоже, на все готова была.

– Слово?

Что означает этот вопрос, я поняла давно. Еще когда Маду с Джахо говорили на болоте.

– Слово, – чересчур помпезно выдала я.

Не медля, Шани оторвавшись от земли, подскочила и бросилась к Бранову на всех четырех лапах. Вытянувшись, как ищейка, потянула носом. Аспирант зажмурился, вжавшись в сваю спиной.

– Твоя женщина говорит, ты поможешь, – шепотом, будто бы Бранов и сам не слышал нашего разговора, сказала она.

– Помогу. Если отпустите. Обоих.

Коты, преимущественно мужского пола, закричали, прижимая уши к голове и потрясая оружием. Отпускать нас явно не желали. Того и гляди начнутся беспорядки, и нас точно кто-нибудь прирежет. Хотя бы тот самый плешивый черный кот, который, подергиваясь, снова зашептал что-то нелицеприятное на ухо Джахо. Вожак же отчего-то не сводил хмурого раскосого взгляда с меня.

– Шани, – громко, стараясь перекрыть гвалт, проговорил Маду, расправив плечи, – Вернись на место!

– Лысым нельзя верить, Шани, – облезлый двинулся в обход кошки, приседая и будто к прыжку готовясь. – А если ты им веришь, то и нашего доверия не жди.

Но Шани скачком развернулась к сородичам, прикрывая аспиранта собой. Ощерилась. И если до этих пор она в некоторых чертах и напоминала человека, то теперь зверь полностью овладел ей.

– Только рискните. Рискните! Я каждому глотку перегрызу, кто попробует навредить человеку! Яфа будет жить! Даже ценой моей жизни. Я сражусь с любым! Если победа за мной, людям дадут свободу!

Толпа снова возбужденно загалдела. Похоже, я все же поспешила с выводами. В кошкотах куда больше звериного, чем человеческого, а решающим аргументом в любом споре является сила. И сейчас между нами и верной смертью стояла лишь хрупкая кошечка, в этой самой силе явно уступающая доброй половине собравшихся.

– Чори! Не забывай, последнее слово здесь за мной.

Я вздрогнула и уставилась на Джахо. Его голос будто враз успокоил котов. Сам же облезлый Чори замер, будто его хозяин за пакостным делом застукал.

Я хохотнула. А этот Джахо мне уже нравится!

– Шани, успокойся, – начал вожак, чуть выступив вперед. – Маду мне брата роднее, а Яфа как дочь. Ты знаешь. Но я не могу обменять ее жизнь на жизнь всей стаи.

Шани чуть распрямилась, безотрывно глядя на Джахо. Слушала. Вот только бдительности не теряла. Ухо с пуховой кисточкой на конце то и дело в тревоге дергалось, отслеживая каждое движение Чори.

– Эти люди принесут беду, – продолжал убеждать кошкот. – Если отпустим, они приведут остальных, и тогда…

– Джахо!