Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим

— Благодарю! — ответил мистер Микобер, но лицо его слегка омрачилось. — Она чувствует себя не очень хорошо. Вот тюрьма! — Мистер Микобер горестно поник головой. — То место, где впервые на протяжении многих лет невыносимое бремя денежных затруднений не оповещало о себе изо дня в день несносными, не дающими прохода голосами! То место, где не было дверного молотка, стук коего предупреждал бы о появлении кредитора. То место, где вам не угрожало привлечение к суду, а те, кто вас засадил, не шли дальше ворот! Джентльмены! — продолжал мистер Микобер. — Когда тени этой железной решетки, увенчивающей кирпичные стены, падали на песок плаца, я видел, как мои дети пробираются в этом сложном лабиринте, избегая наступать на затененные места. Мне знаком каждый камень этой тюрьмы. Простите великодушно, если я не могу скрыть своей слабости!

— С той поры, мистер Микобер, у нас у всех произошли в жизни перемены, — заметил я.

— Мистер Копперфилд, — с горечью сказал мистер Микобер, — когда я находился в этом убежище, я мог смотреть своему ближнему прямо в лицо, и если он меня оскорбит — пробить ему голову. Но больше я не нахожусь с моими ближними на равной ноге!

Понурив голову, мистер Микобер повернулся спиною к тюрьме; опираясь с одного бока на предложенную мной руку, а с другого — на руку Трэдлса, он зашагал вместе с нами.

— На пути к могиле есть вехи, — продолжал мистер Микобер, умильно взирая назад через плечо, — подле коих человек пожелал бы задержаться до конца дней своих, если бы у него не было нечестивых стремлений. Такова и эта тюрьма в моей переменчивой карьере.

— У вас плохое расположение духа, мистер Микобер, — сказал Трэдлс.

— Совершенно верно, сэр, — согласился мистер Микобер.

— Надеюсь, не потому, что вам не нравится юриспруденция? — продолжал Трэдлс. — Вы ведь знаете, я юрист.

Мистер Микобер ничего не ответил.

— Как поживает, мистер Микобер, наш друг Хип? — спросил я после паузы.

— Мой дорогой Копперфилд! — побледнев, возбужденно воскликнул мистер Микобер. — Если вы считаете моего хозяина вашим другом, я могу только сожалеть об этом, если же вы считаете его моим другом, я позволю себе сардонически улыбнуться! Но кем бы вы ни считали моего хозяина, прошу не принять за обиду, если я отвечу только одно: здоров он или болен, он похож на лису, чтобы не сказать — на дьявола… И прошу покорно разрешить мне как частному лицу не распространяться на эту тему, которая приводит меня как представителя моей профессии в состояние бешенства!

Я выразил сожаление, что, по неведению, коснулся темы, столь сильно его взволновавшей.

— А могу ли я узнать, не повторяя той же ошибки, как поживают мои старые друзья — мистер и мисс Уикфилд?

— Мисс Уикфилд всегда была и остается образцом совершенства, — ответил мистер Микобер, и лицо его зарумянилось. — Она, мой дорогой Копперфилд, единственная сияющая звезда на небосводе моего несчастного бытия. Эту молодую леди я почитаю, я удивляюсь ее характеру, я преклоняюсь перед ней. Какая сердечность, какая правдивость и доброта! Прошу вас, завернем куда-нибудь. Право же, я в таком расстройстве, что не могу собой владеть!

Мы повели его в переулок, где он вытащил носовой платок и прислонился к какой-то стене. Если я смотрел на него так же мрачно, как и Трэдлс, то едва ли наше общество могло действовать на него ободряюще.

— Такова моя судьба! — воскликнул мистер Микобер, непритворно всхлипывая, однако не без оттенка былой элегантности. — Такова моя судьба, джентльмены, что прекраснейшие черты человеческой природы являются для меня укоризной. Уважение, которое я питаю к мисс Уикфилд, — это стрела, пронзающая мою грудь. Лучше покиньте меня, и я отправлюсь странствовать по лицу земли. Мои дела быстро уладит могильный червь!

Не вняв этому призыву, мы подождали, пока он не спрятал носового платка; затем он оправил воротничок сорочки и, дабы обмануть прохожих, которые случайно могли на него взглянуть, начал напевать какую-то песенку и сдвинул шляпу набекрень. Не желая терять его из виду, так ничего и не узнав, я сказал ему, что с удовольствием познакомлю его с бабушкой, если он поедет со мною в Хайгет, где к его услугам будет постель и ночлег.

— А вы, мистер Микобер, — сказал я, — приготовите нам стаканчик вашего превосходного пунша, и приятные воспоминания помогут вам забыть теперешние заботы.

— А не то, мистер Микобер, вы поведаете о них нам, если доверительные сообщения вашим друзьям способны вам как-то помочь, — осторожно сказал Трэдлс.

— Делайте со мной, джентльмены, все что хотите! — произнес мистер Микобер. — Я — соломинка в пучине морской, я нахожусь во власти стихов! Прошу прощенья, я хотел сказать — стихий.