Жизнь Будды

Речи Совершенного внимали,

Спали с душ их все былые пятна,

К ним освобождение пришло.

Все, что надлежало, совершилось,

В мудрости сиял высоко Будда,

Правила он дал им очищенья,

Мощный Риши стал учеником.

Совершенный, с верными своими,

Путь направил ныне в царский город:

Бимбисару Раджу вспоминая,

В Раджагригу он с толпой пошел.

Выполнить хотел он обещанье,

И, прибыв, он оставался в роще;

Услыхав об этом, царь со свитой

К месту, где Владыка был, пошел.

Увидав, как Будда восседает,—

С сердцем, преисполненным смиренья,

С колесницы пышной он нисходит,

Украшенья снял, к нему пошел.

Кротко он к ногам склонился Будды,

О телесном вопросил здоровьи.

В свой черед, заговорил с ним Будда,

Сесть с собою рядом попросил.

Царь в уме подумал безглагольно:

«Этот Сакья, верно, власть имеет,

Коль своей он воле подчинил всех

И вокруг него — ученики».

Будда, эти мысли духом видя,

Касиапу вопрошая, молвил:

«Отказавшись от огнепоклонства,

Выгоду какую ты нашел?»

Касиапа, тот вопрос услыша,

Пред большим собраньем встал неспешно,

Низко поклонился, сжав ладони,

Обратился к Будде и сказал:

«Огненного духа почитая,

Выгоду я извлекал такую:

В колесе был жизни беспрерывно,

Ведал смерть, рожденье, боль, недуг.

Потому служенье это бросил.

Я в огнепоклонстве был усердным,

Я искал конца пяти желаний,

И в ответ — желаний был возврат.

Потому служенье это бросил.

В этом я служеньи ошибался,

Вечно возвращался я к рожденью,

Потому покоя возжелал.

Я был сведущ — в самоогорченьи,

Способ мой считался наилучшим,

Мудрости же высшей был я чуждым.

Потому отбросил способ свой.

Я ушел искать Нирваны высшей.

Отодвинув от себя рожденье,

Сбросив смерть, болезнь, искал я места,

Где неумирающий покой.

Потому, познавши эту правду,

Я закон огнепоклонства бросил

И оставил жертвоприношенье,

Связанное с действием огня».

Чтимый миром, слыша Касиапу

И желая мир подвигнуть к благу,

К Касиапе дальше обратился:

«Так! Добро пожаловать! Приди!

Ты желанен здесь, учитель мощный,

Отличил Закон ты от закона,

Высочайшей мудрости достиг ты.

Пред собраньем этим я теперь

Попрошу тебя явить блестяще

Все твои высокие свершенья,

Восхвали же своего владыку

И свои сокровища открой».

Тотчас же, в присутствии собранья,

Тело погружая в бестелесность

И в восторг молельный повергаясь,

Он в пространство вышнее взошел.

Там себя пред взорами явил он,

Ходя, стоя, сидя, засыпая,

Пар огнистый испуская телом,

Справа, слева пламень был с водой,—

Тело же его не обжигалось,

Тело же его не увлажнялось,—

Тучу дождевую испустил он,

Грянул гром, и молния зажглась,

И Земля и Небо содрогнулись,—

Так внушил он миру восхищенье,

И глаза на яркий блеск смотрели,

Этим ярким блеском не слепясь.

И уста различные хвалили,

Но язык единый был в хваленьи,

Зрелище чудесное пленило.

И потом переменилось все,—

Силою духовною влекомы,

Все к ногам Учителя склонились,

Восклицая: «Будда — наш учитель!

Чтимого мы все — ученики».

Так узнали все, что Совершенный

Истинно Всезнающим зовется.

К Бимбисаре Радже обратившись,

Будда слово должное сказал:

«Да внимая — все уразумеют.

Чувствами, и мыслями, и духом

Властвует закон рожденья — смерти.

Если ясно узришь то пятно,

Четкое получишь восприятье;

Получивши четкость восприятья,

Знание себя получишь с этим,

Восприятье чувства победишь;

Раз себя узнаешь и узнаешь

Путь, который указуют чувства,

Места нет для «Я» тогда, ни почвы,

Чтобы это «Я» образовать;

Все нагромождения печали,

Скорби жизни, боль и скорби смерти

Видишь как неотделимость тела,

Тело же увидишь не как «Я»

И для «Я» не узришь в теле почвы:

В этом есть великое открытье,

В этом есть бессмертный ключ покоя,

В этом бесконечность тишины.

Это мысль о самости — источник,

Что несчетность болей порождает,

Мир, как бы веревками, связует,

Знай, что «Я» не свяжешь,— нет и пут.

Свойства «Я» узнав, порвешь веревки,

Размыкаясь — цепи исчезают,

Это узришь — вот освобожденье,

Да погибнет ложный помысл «Я»!

Те, что «Я» поддерживают в мысли,

Или говорят, что «Я» есть вечно,

Или говорят, что погибает,—

Если взять пределы — жизнь и смерть,—

Заблужденье их весьма прискорбно.

Если «Я» не длится,— плод стремленья,

Достиженье, также погибает,

Раз не будет После — плод погиб;

Если ж это «Я» не погибает,—

В средоточьи смерти и рожденья

Тождество одно лишь есть, пространство,

Что не рождено и не умрет.

Если это «Я» есть в их понятьи,

Значит, все живое есть едино:

Есть во всем такая неизменность,

Самосовершенная, без дел.

Если ж так, такая если самость

Действует, так самость есть владыка:

Что ж тогда заботиться о деле,

Если все уж сделано давно?

Если это «Я» неистребимо,

Разум скажет — «Я» и неизменно,

Мы же видим радость и печали,—

Где же постоянству место тут?

Зная, что в рождении свобода,

О пятне греха я мысль отброшу,

Длится мир, и все здесь в мире длится,—

Что ж об избавлении мечтать?

Что и говорить об устраненьи

Самого себя, раз ложь есть правда?

Ежели не «Я» свершает дело,

Кто же, вправду, говорит о «Я»?

Но коли не «Я» свершает правду,

Нет здесь «Я», свершающего дело,—

Ежели ж отсутствуют здесь оба,

Правда в том, что вовсе нет здесь «Я».

Нет того, кто делает и знает,

Нет Владыки,— несмотря на это,

Вечно длится смерть здесь и рожденье,

Каждый день есть утро, есть и ночь.

Слушайте ж теперь меня и слышьте: